По этим и другим соображениям Прудон и Уоррен не сочли возможным одобрить такую меру, как захват капитала обществом. Однако, противясь социализации права собственности на капитал, они стремились социализировать ее последствия, сделав пользование капиталом благодетельным для всех, между тем как обыкновенна он служит средством обогащения немногих за счет разорения большинства. Они увидели, что этого можно достигнуть подчинением капитала естественному закону конкуренции, что понизит цену пользования им до уровня стоимости — т. е. расходов, необходимых для распоряжения и перемещения капитала. Тогда они развернули знамя Абсолютной Свободы торговли, свободы внутренней торговли, как и внешней; они сделали логический вывод из учения манчестерцев, возвели laissez faire в универсальное правило. Под этим знаменем они начали борьбу с монополиями, будет-ли то всеобъемлющая монополия государственных социалистов или различные классовые монополии, ныне господствующие.
Из этих последних они выделили четыре монополии, представляющие первостепенную важность: монетную монополию, земельную монополию, тарифную монополию и патентную монополию.
Первою по своей зловредности является по их мнению монетная монополия, заключающаяся в привилегии, даруемой правительством некоторым лицам, или лицам, владеющим некоторыми видами имущества, на право выпуска обменных знаков, — привилегия, в Америке в настоящее время подкрепляемая национальным налогом в 10 проц., взимающимся со всех других лиц, которые желали-бы выпускать монету, и государственными законами, объявившими преступлением выпуск кредитных билетов. Утверждают, что обладатели этой привилегии устанавливают высоту процента, наемной цены домов и помещений и цену товаров — первое прямо, второе и третье косвенно. Ибо, говорят Прудон и Уоррен, если-бы банковое дело было доступно всем, то к этой специальности примыкало-бы все большее число лиц, пока сильная конкуренция не понизила-бы наемную плату за деньги до трудовой стоимости, которая, как показывает статистика, составляет меньше трех четвертей процента. В этом случае тысячи людей, которые теперь не занимаются делом из-за неимоверно высокого процента, который приходится платить за первоначальный капитал, не встретили-бы затруднений к займу. Если у них будет имущество, которого они не желают превратить в деньги путем продажи, то банк возьмет его в обеспечение ссуды в размерах рыночной цены с учетом менее чем в один процент. Если у них нет имущества, но они трудолюбивы, честны и способны, то они найдут достаточное число надежных поручителей и получат ссуду под вексель, притом на самых льготных условиях. Так ростовщичество будет убито одним ударом. Банки в сущности уже не будут ссужать капитала, но будут вести дела капиталами своих клиентов; дела-же эти будут заключаться в обмене известного и живого кредита банков на неизвестный и мертвый, но такой-же хороший кредит клиентов и во взимание за это менее одного процента не в виде лихвы за пользование капиталом, но в виде платы за труд по ведению банкового дела. Такая легкость добывания капитала сообщит делам неслыханный подъем и, следовательно, вызовет беспримерный спрос на труд — спрос, который всегда будет превышать предложение, между тем как в настоящее время мы наблюдаем на рынке совершенно обратную картину. Тогда исполнятся слова Ричарда Кобдена о том, что когда два рабочих приходится на одного хозяина, то заработная плата падает, когда-же два предпринимателя приходятся на одного рабочего, то заработная плата поднимается. Труд сможет диктовать свои условия, он обеспечит себе естественную заработную плату, полный продукт. Тот же удар, который убьет процентщика, толкнет вверх заработную плату. Но это не все. Прибыль также упадет. Ибо купцы, вместо того чтобы покупать высокой ценою в кредит, будут занимать деньги в банках за ничтожный процент, менее одного, и покупать по дешевой цене за наличные, значит, спустят цены и для своих покупателей. А затем падет и квартирная плата. Ибо никто, имея возможность занять капитал из одного процента и построить на него дом, не станет добровольно платить хозяину квартирной платы, превышающей один процент. Таковы горизонты, представившиеся Прудону и Уоррену в результате простой отмены монетной монополии.
Второе место по важности занимает земельная монополия, дурные плоды которой особенно заметны в чисто земледельческих странах, как Ирландия. Эта монополия заключается в укреплении правительством земельных владений, не основанных на личном захвате или обработке. Уоррену и Прудону ясно было, что как только отдельные лица лишатся поддержки ближних во всем, что не является личным завладением или обработкой земли, то земельная рента исчезнет, и лихоимство лишится еще одного из своих устоев. Их современные последователи склонны видоизменить это утверждение в том духе, что очень малая часть ренты, основанная не на монополии, а на превосходстве почвы или местоположения, будет еще существовать некоторое время, а может быть и всегда, хотя в условиях свободы она непрерывно будет стремиться к минимуму. Но неодинаковость почв в качественном отношении, дающая начало экономической ренте за землю, точно так же, как и неравенство человеческих дарований, дающее начало экономической ренте таланта, не представляет серьезной угрозы даже в глазах самых непримиримых врагов лихоимства; в природе их нет того зародыша, из которого вырастают другие, более важные неравенства, скорей их можно уподобить умирающей ветке, которая рано или поздно сгнивает и отваливается
Третья, тарифная монополия, заключается в поощрении производства в неблагоприятных условиях и по высоким ценам путем обложения тех, кто покровительствует производству по низким ценам и при благоприятных условиях. Зло, проистекающее от этой монополии, вернее будет назвать малоимством, чем лихоимством, ибо она заставляет труд платить не за пользование капиталом, а скорее за непользование им. Упразднение этой монополии повлекло-бы за собой сильное понижение цен на все обложенные предметы, а образовавшиеся таким образом у потребителей-рабочих сбережения дали-бы им возможность сделать еще шаг к обеспечению себе естественной заработной платы, полного продукта. Прудон допускал, однако, что упразднение этой монополии до уничтожения монетной монополии было-бы жестокой и гибельной мерой; во-первых потому, что недостаток денег — результат монетной монополии — усилился-бы вследствие отлива денег за границу, что повлекло-бы за собой превышение ввоза над вывозом, а во-вторых потому, что часть рабочих, ныне занятая в покровительствуемых отраслях промышленности, очутилась-бы на краю голодной гибели, не найдя немедленного применения своим силам. Свобода монетного дела внутри страны, которая повлечет за собою обилие денег и работы, является по Прудону предварительным условием свободного обмена товарами с за границей.
Четвертая, патентная монополия, заключается в ограждении авторов