— Кейта-эдьиий, смотри! — шепот Тэмира вырвал ее из раздумий.
Шаманка подошла ближе. Мальчик указывал на ствол старой сосны — на коре был вырезан знак. Не их тамга. Хищный, угловатый символ, который она не знала. Но он был свежим, края пореза еще не успели потемнеть и затянуться смолой.
— Разведчик, — тихо сказала Алани, проводя пальцем по знаку. — Был здесь не больше двух дней назад.
Саян присвистнул.
— Значит, не зря мы сюда тащились. Они уже обнюхивают границы айыла, степные шакалы!
Кейта же ничего не ответила. Она смотрела на чужой знак, и впервые за утро пустота в ее голове сменилась ясным, леденящим предчувствием. Духи молчали не потому, что опасность миновала. Они молчали, потому что она уже была здесь. И они ждали, что юная шаманка будет делать дальше.
— Ускоримся, — коротко приказала девушка. — До Черных Топей осталось не больше часа ходу. И с этого момента — смотрим в оба. И под ноги тоже.
Чем ближе они подходили к Топям, тем сильнее менялся лес. Стройные кедры и лиственницы уступали место кривым, корявым березам и чахлым осинам, чьи стволы были покрыты бледными лишайниками, похожими на старческие пятна. Воздух стал тяжелым, влажным, пропитанным запахом гниющей листвы и застоявшейся воды. Под ногами захлюпала грязь.
— Фу, — поморщился Саян, с преувеличенной осторожностью переступая через покрытую мхом кочку. — Вот оно. Я уже чувствую этот запах. Запах мокрой собаки и дурных воспоминаний!
Кейта бросила на него резкий взгляд.
— Мы пришли не воспоминания нюхать, а следы искать.
Но его слова уже пробили брешь в стене ее сосредоточенности. Память, незваная и цепкая, ухватила ее и потащила назад, на десять долгих зим.
Ей было всего восемь, а Саяну — десять. Он был уже тогда неуклюжим и вечно голодным, а она — быстрой и любопытной, как лесная куница. Именно ее любопытство завело их так далеко от айыла в погоне за огненно-рыжей бабочкой, какой они никогда прежде не видели. Когда же бабочка упорхнула, они поняли, что солнце уже клонится к закату, а знакомых троп вокруг нет. Вместо них были узловатые корни и чавкающая под ногами жижа.
— Кажется, мы заблудились, — прошептал Саян, и его голос дрожал. — Моя мама говорила, что в топях живут абаасы, которые крадут у детей кут.
— Ой, не говори глупостей! — храбро ответила Кейта, хотя ее собственное сердце стучало как пойманная в силки птица. — Отец говорит, что абаасы боятся тех, у кого сильный сур. А у меня он очень сильный.
Но чем гуще становились сумерки, тем слабее становилась ее храбрость. Деревья вокруг начали скрипеть и шептаться. Из тумана, поднимавшегося от черной воды, стали появляться тени — бесформенные, вязкие, с тускло светящимися точками вместо глаз. Ледяной холод окутал их, пробирая до самых костей. Это был не обычный холод. Это холод Нижнего мира, от которого кровь стыла в жилах!
Саян вскрикнул и замер, оцепенев от ужаса. Тени потянулись к нему, их шепот стал громче, сплетаясь в одно мерзкое слово: «Душа-а-а… Свежая душа-а-а…»
Кейта видела, как жизненная сила, сур, покидает ее друга, утекая из него тонкой дымкой, которую впитывали тени. Его лицо стало серым, глаза — пустыми. И тогда страх внутри нее сменился яростью. Жгучей, всепоглощающей яростью защитницы.
— Прочь! — закричала она, вскакивая перед Саяном. — Не трогайте его!
Тени заколебались. Они повернули свои светящиеся точки к ней. И тогда Кейта сделала то, чему ее никто не учил. Она не читала заклинаний, не призывала духов-иччи. Она просто распахнула что-то внутри себя, выпустив наружу волну чистой, неосознанной силы. Она закричала снова, но это был уже не крик испуганной девочки, а властный, резонирующий рык, полный такой первобытной мощи, что от него задрожали деревья и по воде пошла рябь. Этот звук принадлежал не ей. Он принадлежал самой тайге, самой Тэнгри!
Абаасы взвыли. Но не от злобы, а от страха. Тени, что мгновение назад казались всемогущими, съежились, стали прозрачными. Они пали ниц и преклонились перед ней. Перед маленькой восьмилетней девочкой в простом платье. Они не просто испугались — узнали в ней силу, неизмеримо выше их собственной. Силу, которой они должны были подчиняться. Кейта смотрела на это с изумлением, которое было сильнее и страха, и ярости. Почему они?..
В тот момент из леса вышел ее отец. Он шел спокойно, но в его глазах, когда он увидел съежившиеся тени и дочь, стоящую посреди них, полыхал настоящий пожар. Тени испарились, едва почуяв его приближение. Алтан подхватил на руки обессилевшего Саяна, а потом крепко сжал плечо Кейты.
— Что ты сделала, кыыс? — его голос был тихим, но в нем слышался не только гнев, но и… страх.
Позже, когда они вернулись в айыл и Саян, отделавшийся лишь лихорадкой и смутными кошмарами, пришел в себя, отец увел ее в свой балаган.
— Ты никогда больше не пойдешь в Черные топи, — сказал он тогда твердо, глядя ей прямо в глаза. — Твоя сила еще спит. И не нужно будить ее раньше времени. Это для твоей же безопасности. Слышишь меня?
Она кивнула. И с тех пор они никогда не говорили об этом. Но Кейта знала: отец что-то от нее скрывает. Нечто огромное и важное, касающееся ее происхождения. Того, почему злые духи преклоняют перед ней колени, а ее собственный отец смотрит на нее с любовью и тревогой.
— Кейта? Ты чего застыла? — голос Саяна вырвал ее из оцепенения. Друг смотрел на нее с беспокойством. — Увидела что-то?
Удаганка моргнула, возвращаясь в настоящее.
— Да, — тихо ответила она, глядя не на юношу, а вглубь темных, зловещих топей. — Увидела. Старых знакомых.
Она сделала шаг вперед, ступая на скользкую тропу, ведущую в сердце болот. Теперь Кейта понимала, что отец упомянул это место не случайно. Это было не просто патрулирование — это было испытание. И впервые она подумала, что истинная опасность для ее отряда исходит не от степных разведчиков, а от той силы, что спала внутри нее самой. И которая, кажется, начинала просыпаться.
Отряд учеников шаманского