А я не вернусь.
И Валид… Он даже не вспомнит о ней. Он никогда её не любил — она его раздражала: то лаяла не вовремя, то путалась под ногами, то оставляла следы от мокрых лап на чистом полу.
Отец резко ударил кулаком по столу. Звук раздался, как выстрел.
— Не нужна?! — взревел отец. От гнева у него на шее стала бешено пульсировать яремная вена. — Как он посмел сказать такое моей дочери?! Перед Аллахом, перед людьми, перед самим собой он обещал оберегать тебя, защищать, быть опорой! А теперь — «не нужна»?!
Его глаза горели таким гневом, что мне стало не по себе. Я привыкла видеть отца сдержанным, мудрым, способным найти решение любой проблемы. Но сейчас… сейчас он был похож на разбушевавшуюся стихию — неукротимую, беспощадную.
— Рашид, — мама мягко коснулась его плеча. Её голос звучал тихо и успокаивающе. — Не надо так, успокойся.
— Успокоиться?! — отец рявкнул на маму. — Как я могу быть спокойным, когда мою дочь мешает с грязью какой-то шакал!
— Но он ведь так любил, тебя, доченька! — прошептала мама, прижимая пальцы к губам, ее взгляд был растерянный, словно она до сих пор не верит в то, что Валид мог так со мной поступить. — Со стороны казалось, что он в тебе души не чает. Помнишь, как он приходил к отцу, умолял дать согласие? Говорил, что без тебя жизни не представляет, что ты — его судьба. Он так настаивал на браке…
Я закрыла глаза, пытаясь унять дрожь в пальцах. Я сама все еще не могла поверить в реальность происходящего. Однако перед глазами продолжала стоять омерзительная картина измены Валида.
Он не был плохим мужем. До этого дня он ни разу не оскорбил меня, не ударил, не унизил. Он выполнял всё, что обещал отцу. Золото, цветы, четырехкомнатная квартира в центре города с подземным паркингом… У меня было всё.
Да, он пропадал на работе, но ведь он не пил, не гулял, не тратил деньги на глупости. Он работал. Много, до изнеможения. Говорил, что хочет обеспечить нам будущее. Что мы сможем путешествовать, вырастить детей в достатке…
И любовь. Она тоже была. Я видела по его глазам. Ну как глаза могут врать?..
— Нет, Вика! — разъяренный голос отца ворвался в сознание. — Это не любовь! Знаешь что такое настоящие чувства? Это как мы с тобой, когда с начала и до конца. Двадцать пят лет рука об руку! А любовь этого пса… Фальш! Ты знаешь, что это значит, Сати? — отец повернулся ко мне, и в его взгляде было столько боли, столько ярости, что мне стало страшно. — Это значит, что он не уважал тебя. Никак. Ни как женщину, ни как жену, ни как человека.
Я кивнула, чувствуя, как слёзы снова подступают к глазам. Они не приносили облегчения — только усиливали ощущение, что я тону в океане горя, и дна не видно.
— Я не знаю, что делать, папа, — прошептала я, и голос дрогнул, рассыпался на осколки.
— Зато я знаю, дочка! Есть только один способ решить этот вопрос… Я убью его!
Слова ударили, как пощёчина. Я вскинула голову — отец говорил не метафорически. В его глазах горела такая решимость, что у меня перехватило дыхание.
Хоть мы и живём далеко от Кавказа, отец остался верен тому, чему его учили с детства. Для него честь — не абстрактное понятие.
Я знала, о чём он думает. Мысли его читались в жёсткой складке между бровей, в том, как он сжимал и разжимал кулаки, будто уже представлял, как вцепляется в горло обидчику.
Папа говорил про настоящую кровную месть Валиду.
— Рашид! — мама резко встала, шагнула к нему, схватила за рукав. — Ты сошел с ума! Остановись! О, боже, что ты такое говоришь!
Она пыталась заглянуть ему в глаза, но он даже не смотрел на неё — взгляд был устремлён куда-то вдаль, будто он уже видел, как свершится его замысел.
— Это мой долг! — его голос дрожал от сдерживаемой ярости. — Он опозорил мою дочь, растоптал её честь. Я не могу просто закрыть глаза! Клянусь Аллахом этот шакал пожалеет!
И тогда я медленно положила руку на живот. Лёгкое, почти невесомое прикосновение — но в этом движении была вся моя боль, вся надежда, всё, что осталось.
— Тогда ты оставишь внука без отца, — прошептала я.
Глава 7
Валид
Я ввалился домой — и сразу в уши ударил этот противный, визгливый лай. Чёртова собака Сати. Маленькая пушистая заноза, которая вечно путается под ногами.
— Груша, отвали! — рявкнул я, отпихивая её ногой.
Она заскулила, но не унялась — крутилась рядом, тявкала, будто знала, что я только что вернул ее хозяйку родителям.
Какая же идиотская кличка у этой псины. Конечно, это Сати придумала. Ей, видите ли, «понравилось». Она вообще любила всё этакое — милое, дурашливое, сентиментальное. Цветы по утрам, записки в кармане, долгие разговоры ни о чём…
Я оглядел гостиную. Её вещи. Везде её вещи. Шарфик на спинке кресла. Книга на столике. Духи на полке — тонкий, навязчивый аромат, который теперь будто душил.
Надо вызвать людей, чтобы упаковали все и отвезли ей. Или пусть родители заберут. мне похуй, лишь бы поскорее избавиться от всего этого.
Псина перестала скулить и теперь яростно гавкала, а через секунду вцепилась мне в штаны клыками.
— Да твою мать! Гребаное животное!
Я дергал ногой, пытался отпихнуть неугомонного зверя и в конечном итоге услышал, как трещит ткань. Блять, это рвались мои брюки. Дорогие, между прочим. Но сейчас это было не главное. Главное — эта маленькая бешеная тварь, которая смотрела на меня так, словно я враг.
— Чееерт… — я ударил её ладонью по боку, не сильно, но достаточно, чтобы она вздрогнула и разжала челюсти.
У нас с Грушей всегда была взаимная ненависть. Связующим звеном была Сати, и в ее присутствии наши отношения ограничивались нейтральным игнорированием.
Груша отскочила, прижала уши, но не убежала. Стояла, ощетинившись, и рычала — непрерывно, глухо, как сторожевой пёс, защищающий свой дом. Я шагнул к ней, схватил за шкирку, поднял в воздух. Она дёрнулась, попыталась укусить, но я уже тащил её к кухне.
— Да чтоб тебя! Бешеная псина! — понес ее через длинный коридор.
Швырнул её в кухню, захлопнул дверь. Она тут же заскреблась, заскулила, но я не обернулся.
Подошёл к двери, приоткрыл. Груша сидела у мисок — пустых. Ни воды, ни