Мама усадила меня на диван, накрыла вторым пледом, потом резко встала и крикнула в сторону кабинета:
— Рашид! Рашиииид! Иди сюда, быстро!
Отец появился в дверях через несколько секунд — в очках, с раскрытой книгой в руках. Он сразу понял: что-то не так. Бросил книгу на столик, подошёл ко мне, присел рядом.
— Сати? Что случилось?
Я попыталась ответить, но снова разрыдалась. Голос утонул в рыданиях, слова рассыпались на осколки.
— Не мучай её, — мама тронула отца за рукав. — Дай ей успокоиться. Рашид, принеси воды, а я сбегаю на кухню за успокоительным.
Они оба метнулись к дверям и исчезли из комнаты.
Я сидела на диване, не чувствовала собственное тело и думала о том, как все начиналось.
Валид… Даже сейчас, несмотря на боль, я не могла отрицать: он был воплощением мужской красоты. Не глянцевой, пустой, а настоящей — сильной, животной, завораживающей. Его лицо будто высечено из камня: чёткие скулы, прямой нос, тёмные глаза, в которых всегда таилась усмешка. А тело… Боже, его тело. Каждое прикосновение к этим мышцам, к горячей коже, покрытой кельтской татуировкой, будило во мне что-то дикое, необузданное.
Татуировка… Она начиналась у правого бока, вилась по рёбрам, поднималась к плечу и заканчивалась у шеи. Я любила проводить по ней пальцами, изучать каждый завиток, каждый узор. В те моменты мне казалось, что я владею чем-то невероятно ценным, что этот мужчина — мой, только мой.
Он был богат, не просто обеспечен — его состояние вызывало уважение в наших кругах. Но дело не только в деньгах, а в том, что после смерти его родителей, конкуренты пытались потопить их семейный бизнес. Валиду тогда едва исполнилось восемнадцать, но он смог не только удержать на плаву предприятие отца, но и расширить до целого холдинга.
Валид умел держаться: уверенная походка, спокойный взгляд, голос, от которого мурашки по коже. Он был тем, о ком шепчутся на приёмах, кого хотят видеть в союзниках, кому завидуют.
Мой отец, Рашид, балкарец до кончиков пальцев женился на русской, но тем не менее воспитал меня в традициях нашего народа. Я знала: из отчего дома я могу уйти только к мужу. И когда этим мужем стал Валид…
Я вспомнила, как впервые заговорила с ним — на свадьбе его младшей сестры Диляры. Он подошёл ко мне сам, без церемоний, без показной вежливости.
А через неделю он пришёл свататься к отцу.
Я тогда не могла поверить своему счастью. Ходила по дому, прикасалась к вещам, как будто проверяла, не сон ли это. «Я выхожу замуж за Валида Байсаева», — шептала себе, и внутри всё пело. Самый завидный жених нашего круга. Мой.
Помню день, когда мы назначили дату свадьбы. Я стояла перед зеркалом в платье, которое выбрала сама, и не узнавала себя. Счастливая. Гордая. Любимая.
А теперь… Теперь я сижу в родительском доме, сжимая кружку с чаем, и понимаю: всё это было иллюзией. Татуировка, тело, деньги, статус — всё это принадлежало не мне. Я была просто декорацией.
Глава 6
Сати
Каждая клеточка моего тела кричала от боли. Не физической — той можно было бы дать имя, найти лекарство, перетерпеть. Эта боль была другой: она разъедала изнутри, как кислота, превращая всё, что я знала о себе, о любви, о будущем — в пепел.
Руки дрожали так, что кружка с чаем едва не выскользнула. Мама осторожно взяла её у меня, поставила на столик. Её глаза — полные ужаса и беспомощности — говорили больше, чем слова. Она не понимала. Не могла понять, как такое вообще возможно.
— Сати, — голос отца прорвал тишину, резкий, как удар хлыста. — Что он сделал?
Я подняла глаза. В его взгляде — сталь. Он никогда не видел меня такой. Я всегда была сильной, собранной, улыбалась, даже когда внутри всё горело. А сейчас… сейчас я разваливалась на куски, и каждый осколок кровоточил.
— Рашид! — мама нахмурилась и посмотрела на отца с упреком. — Почему сразу Валид?! Ты не можешь обвинять его!
Папа откинул назад полы своего пиджака. Он даже дома носил деловые костюмы.
— Потому что я чувствую, что за слезами нашей дочери стоит ее муж, Вика! Посмотри на нее! Я никогда не видел ее такой!
Мама сжала пальцами кулон на шее и с тревогой заглянула в мое лицо.
Все ждали от меня правды, но я с трудом могла совладать со своими эмоциями. Мне даже его имя было трудно произносить.
— Валид… — слова застревали в горле, будто я пыталась проглотить осколки стекла. — Он изменил мне.
Мама вздрогнула, рука метнулась к груди.
— Боже мой! — она ахнула, не веря своим ушам.
Папа замер, словно статуя. Его лицо было каменным.
— Но с кем? — прошептала мама, словно боялась услышать ответ.
— С Диной. С его племянницей.
Тишина. Тяжёлая, давящая, будто стены комнаты начали сжиматься вокруг меня.
— Дина… — мама нахмурилась, будто пытаясь осмыслить, а потом поморщилась как от кислого лимона. — Но она же его племянница! Эта мерзавка была на вашей свадьбе! Какая мерзость!
— Некровная… Ты знаешь, что она из детского дома… Ее удочерил его дядя.
Отец резко встал. Стул с грохотом опрокинулся назад. Его лицо потемнело, скулы напряглись, а глаза… в них вспыхнуло то самое пламя, которое я помнила с детства — пламя человека, для которого честь не просто слово.
— Да какая разница с кем?! — его голос прогремел так, что я невольно сжалась. — Как он посмел?! Посмел опорочить честь моей дочери?!
Он шагнул к окну, сжал кулаки так, что побелели костяшки.
— Да кто он такой, чтобы так поступать?! Кто дал ему право?!
Я сжала пальцы в кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Боль была слабой, почти незаметной — куда слабее той, что разрывала грудь.
— Он привез меня сюда и сказал, что я ему больше не нужна. Как вещь. Как… как возвращают невест после брачной ночи, если вдруг обнаруживают, что она «порченная». Он дажа не дал мне время собрать вещи и забрать Грушечку…
Я сидела, уткнувшись взглядом в узор ковра, и вдруг — словно удар под дых — вспомнила.
Груша.
Моя маленькая мультипу, моя вечно виляющая хвостом, вечно ждущая меня у двери… Она осталась в нашей квартире.
В груди что-то сжалось до боли. Я представила её — маленькую, растерянную, с круглыми от недоумения глазами — сидящую у