Я помню тот день, я помню то виноватое выражение лица женщины в загсе, которая сказала: «увы, простите, вы не записаны». Я помню то, как мы скандалили, то, как мы ушли ни с чем, а потом поехали в другой загс, вот прямо так: я в скромном свадебном платье, а он в костюме.
Мы ворвались, потребовали, чтобы нас расписали в тот же день. Видя наше желание быть вместе, видя то, как мы переживаем, проникнувшись нашей историей, нас в итоге поженили. Но ведь все уже тогда пошло через одно место. Еще тогда единственное, что мы сделали, легко это подали заявление. Все.
— Да, мы были счастливы. Нам было хорошо, но в то же время настолько, насколько нам было хорошо, нам было и плохо, потому что мы не просто сражались с миром мы боролись с твоим отцом, мы боролись с искусственными палками в колеса.
Я не шучу, мы именно сражались. Каждый день был испытанием: тяжелым, мучительным. Я не знаю, как мы выдержали все это. Мы вздохнули, то всего четыре года назад. Не знаю, как дождались того выдоха, когда Сергею Павловичу стало не до нас.
Не знаю. Не знаю, как мы это выдержали, и то, что мы выдержали, это прекрасно. Только почему-то мне уже не кажется, что это было самым лучшим, что с нами произошло. Порой, выдержать все испытания, не значит быть счастливыми, и не значит, что мы способны на многое.
— Нас изначально обрекли, так зачем сейчас стараться удержаться? Все мы дошли до той самой точки. Мы еще можем все исправить, начать сначала, главное захотеть. А я хочу этого, Вить. Да, я люблю тебя, но я устала. Понимаешь? Устала.
— Аня, иди отдохни. Вот именно, ты сейчас устала, поэтому готова сдаться. Не дойдя до конца, ты потом об этом будешь сильно сожалеть. Я хочу тебя от этого уберечь, поэтому все, успокаивайся, — он обнимает меня, прижимает к себе, а я начинаю плакать, и плачу навзрыд, как маленькая девочка.
Да, его объятия согревают, успокаивают, но этого недостаточно, уже недостаточно. Страх слишком глубоко засел в моем сердце. Я молчу, просто плачу. Упираюсь руками в его грудь и не знаю, чего хочу: оттолкнуть или прижаться. Наверное, и то, и то. Я, правда, сейчас как маленькая истеричная девочка. Пожалуй, в этом он прав.
— И все же, Вить. Я прошу тебя, давай положим этому конец, пока еще не поздно, пока мы можем выйти хоть немного, но с целыми сердцами, потому что крошево собирать намного сложнее, чем латать трещины.
Молчит, тяжело вздыхает, но молчит, продолжает гладить меня по спине, по голове, перебирает волосы. Такой заботливый, внимательный, нежный. И в то же время какой-то другой. Мы оба изменились за эти дни, сильно изменились. И даже не знаю, в лучшую, или худшую сторону.
— Ты просто устала. Мы поговорим обо всем завтра.
Глава 45
Виктор
— А мне казалось, я тебе все достаточно понятно объяснил, — подсаживаясь за столик к ничего не подозревающей Мирославе начинаю говорить, а она закашливается чаем.
Не ожидала меня, видимо, здесь увидеть. Ну неужели она вместе с матерью так наивно полагала, что я не отслежу все? То, что она взяла билеты и прошла регистрацию, еще не значит, что улетела, точно так же, как и отец, и мать.
Все они оформились, но никто из них не улетел. Все остались здесь играть в эти игры, но я давал им шанс, вот только они им не воспользовались, а раз не воспользовались, значит, это уже не мои проблемы.
Не хотят по-хорошему, значит будет по-плохому. Я им это обеспечу. Я искренне хотел уладить все полюбовно, потому что ни мне, ни Ане, никому это не нужно никому, поэтому нет, кто не ценит шанс, получает мой гнев.
— Что ты здесь делаешь? Как ты меня нашел? — ее удивлению нет предела.
Она откашливается и говорит мне все это, а во мне нет ни капли жалости, я даже постучать по спине не хочу, меня это не касается.
Эта мерзавка сделала все, чтобы оказаться со мной в одной постели, все. И момент подгадала, и препараты подсыпала, и духи жены использовала, все, даже парик надела. И голос помню, его тоже сымитировала. Вот только ей это не помогло. Абсолютно не помогло в финале.
— Неужели вы настолько глупы, что рассчитывали на мою слепую веру? Нет, нет вам веры, абсолютно никакой. И скажи мне, дорогая Мирослава, на что ты надеешься? На то, что я разведусь с Аней, брошу Максима, и все ради твоего ребенка от Берсенева, да?
При упоминании знакомой фамилии, девушка бледнеет и нервно сглатывает. Я даже вижу, как нервно дергается ее глаз. О да, я докопался даже до этого. Я знаю, кто настоящий отец, даже знаю, что здесь она была в больнице, после того, как объявилась в моей жизни, и да, там взяли лишнюю пробирку крови.
Когда пробил человека, подходящего на роль потенциального отца, сделал все, чтобы получить его днк, и сверил на всякий случай. Но это просто, чтобы мужику потом предъявить доказательства, мне все это было не нужно, я знал, что этот ребенок не мой.
Да, все получилось ужасно я виноват перед Аней и веду себя сейчас с ней очень грубо, неправильно, но я не могу дать слабину. Я должен сейчас все держать под контролем. Потом искуплю перед ней вину, потом встану на колени и буду извиняться за все то, что совершил, но сейчас не до сантиментов.
— Ты не посмеешь, — охрипшим голосом начинает девушка, ты не посмеешь это сделать.
— Надо же. Даже отпираться не будешь? — с усмешкой спрашиваю у нее.
Я надеялся, что она хоть немного посопротивляется, а нет, быстро сдается. Ну, может, оно и к лучшему. Терпеть не могу все эти бессмысленные разговоры. А все ее попытки отпираться, это как раз-таки и есть бессмыслица, к тому же реакции ее тела были весьма однозначными, и она даже не попыталась быстро взять себя в руки.
— А есть смысл? Я же не настолько дура, Витя. Я прекрасно понимаю, с кем играю и на что. А ведь я говорила… Маргарите Рудольфовне, что ничего из этого