И уж точно не в этом главная причина того, что я решился, и уже скоро, через пятнадцать минут, началась высадка отряда на берег. Просто он прав. Гатчинцы лучше всего подготовлены, в том числе и физически. Они даже по полной выкладке могут преодолеть те десять-двенадцать вёрст, которые остаются до Измаила. Причём сделать это бегом.
— Что видно? — спросил я у одного молодого подпоручика, который залез на рею и высматривал оттуда приближающиеся турецкие галеры.
— Полчаса! — определил время до нашей встречи с противником.
— Давай, Алексис, на нос корабля за место меня, — сказал я, обращаясь к греку.
Конечно, более всего на турка похож именно он, ну и большая часть всех гребцов, которые сейчас готовятся к максимально быстрому рывку вперёд. Я тоже, как бы не светловолосый русич. Но мне нужно не лицом торговать, а быть среди бойцов.
— Ты готов? — спросил я Кашина.
— Так точно! — залихватски отвечал он.
— Отвернись только, а то ты своим бледным ликом смутишь турку, — сказал я.
Нет, турки не должны до поры до времени вообще понять, что это русские корабли идут к Измаилу. Так что многих солдат пришлось прятать под тентами, выставляя на обозрение противнику тех немногих, которые могли бы внешне быть похожими на османов.
С брига, который шёл следом за нами и также под турецким флагом, показывали, что они готовы к столкновению и коронады заряжены по оба борта.
Что ж… В морском бою я участвовал, на земле дрался уже много раз. А вот на реке ещё не пришлось. Пора закрыть и этот гештальт. А лучше, конечно, чтобы дрались следующие за мной галеры, а мы всё-таки устремились к Измаилу. Иначе подвиг четырех сотен русских солдат под командованием моего адъютанта будет зазря совершён.
— Вижу турецкие галеры! — прокричал вперёдсмотрящий, да и все увидели, как из-за очередного поворота реки, в близости, ближе чем в полверсты, выплывают турецкие корабли.
Турки могли даже услышать слова русского вперёдсмотрящего. Впрочем, не так этот уже и важно. Было видно почти сразу, что турецкие галеры расходиться бортами не желали. Алексис принял чуть ближе к левому берегу, показывая тем самым, что готов пропустить турку. Но и они взяли правее, ходя река в этом месте была весьма широка и пять галер разошлись бы без особого труда.
— Может кто важный на корабле стоит? — высказал версию Алексис.
Весьма вероятно. И этот важный решил показать себя. Как же мимо проплыть такого количества союзных галер и парусников? Каждый важный чиновник непременно должен проявить любопытство и прознать, что же тут происходит и почему вне графика судоходства по реке отправлен большой груз в Измаил.
Ранее, чем предполагалось, операция входила в острую фазу. Но это не означает, что мы уже проиграли, это означает, что русская партия в этой игре может оказаться чуть более затянутой. Ну и трудозатратной.
— Приготовиться всем, проверить заряды, распределить цели и не стрелять в одного турка многим! Спрятавшимся воинам по свистку принять боевое положение! — приказывал я, и казалось, что отнюдь не голубые воды Дуная, а тёмно-серые отражали мои слова, и они разносились по всей реке.
Есть у меня такое чёткое убеждение, что русская речь на этой реке теперь станет постоянным явлением.
— Алексис, определишь ту точку, когда турки уже не смогут совершить никакого манёвра и будут вынуждены дальше идти тем же курсом! — обратился я к греческому капитану.
— Сделаю! — с предельно серьезным видом отвечал грек.
А его потрясывает. Боится. И молодец, так как страх не мешает выполнять боевую задачу.
Время словно замедлялось, становилось тягучим. Я смотрел в сторону приближающихся турецких галер, примерно прикидывая, какое расстояние уже смогли преодолеть стрелки и пехотинцы, которые по земле устремились к Измаилу.
Прошло полчаса. Это значит, что максимум, на что я могу рассчитывать, — отряд на полпути до крепости.
Контрабандисты-армяне не так давно посещали Измаил, а потом умудрившиеся прибыть в Хаджибей для других торговых операций стали для нас одним из источников информации. Я даже по их словам больше зарисовывал контуры крепости, на карте определяя направления ударов. Времени на рекогносцировку у нас не будет. Или действуем молниеносно и при этом имеем шансы взять Измаил. Или же и не стоило все это начинать.
Я даже контрабанду поощряю — оказаться без торговли для Крыма будет очень сложно. Тем более, что контрабандисты — уникальный источник информации. Я теперь немало знаю и об настроениях в Османской империи, и о том, как выглядят пляжи Стамбула и его порты. Пригодится… Надеюсь…
Измаил же — это перевалочный пункт… Поэтому не столько в самой крепости, сколько за её пределами — немалое количество шатров. Подразделения стоят рядом с Измаилом, но не внутри него.
Само собой разумеется, что гарнизон Измаила, как только услышит выстрелы, начнёт суетиться на реке. И при этом вряд ли будут закрывать ворота: в такой небольшой крепости, где должно быть собрано немалое количество солдат и обозников, просто негде размещать людей. И на это тоже наш расчет.
Конечно, сведения более чем двухнедельной давности, и весьма возможно, что-то изменилось. Но приходится оперировать именно этой информацией.
— Всё, командир, — подражая моим бойцам и называя меня командиром, обратился Домионис. — Больше они свернуть никуда не смогут. Иначе рискуют взять такой крен, что и завалиться на бок.
Я взглянул на ближайшую к нам турецкую галеру. Не увидел, чтобы там суетились или готовились к абордажному бою. Несколько турецких офицеров, а также десяток солдат смотрели в нашу сторону — скорее с любопытством, или даже с ленцой, чем с тревогой. Мол, сейчас наш господин будет вот этих нагибать. А мы послушаем.
Посмотрел я и назад: сразу за нами шёл бриг. Я опасался, что турки почуют неладное скорее из-за этого парусника, чем из-за галеры, на которой я нахожусь. Но, видимо, трофей, взятый нами в Кочубее, — вполне распространённое парусное судно в турецком флоте.
— Свисток! Стрелкам — пали! — прокричал я приказ.
Тут же чехлы, под которыми прятались бойцы, отвернулись в сторону. Воины поднимались и сразу же проверяли своё оружие — может, пуля выпала, пока они лежали и корабль слегка укачивало. Между тем стрелки уже изготовились и выцеливали свои жертвы.
— Бах-бах-бах! — зазвучали выстрелы.
— Твою Богу душу мать! — выругался Кашин.
Он так тщательно целился в оптический прицел своей винтовки, и в итоге, одновременно с