Александр Грехем Белл умер 2 августа 1922 г. в Кейп Бритн Айленд в Канадской Новой Шотландии.
* * *
В тот памятный день 2 июня 1875 г. Белл и его чернокожий помощник Уотсон уже, наверное, в сотый раз повторяли опыт с гармоник-телеграфом. В качестве лаборатории они использовали два скромных помещения на чердаке дома № 109 на Корт Стрит.
Уотсон передавал сигналы из одного помещения, а Белл, находясь в другом помещении, пытался отрегулировать осциллографические пластины. Дело не ладилось. Неустойчивость осциллографических пластин Белл объяснял их плохой наладкой. При правильной наладке можно было в определенных пределах изменять длину волны и количество колебаний.
По ходу опыта Уотсон заставлял поочередно вибрировать передающие осциллографические пластины, а Белл благодаря своему исключительному музыкальному слуху пытался вызвать резонанс в принимающих осциллографических пластинах. Он поочередно подносил их к уху и прислушивался к звуку, возникающему в результате электрических импульсов.
Короче говоря, ситуация складывалась не лучшим образом.
Уотсон, измученный непрерывной шестнадцатичасовой работой, с безразличием передавал сигналы, в то время как Белл работал, как всегда, увлеченно, не расслабляясь от неудач. Он, напряженно прислушиваясь, поднес к уху осциллографическую пластину. И вдруг услышал какой-то отрывистый звук, который исходил от вибрирующей осциллографической пластины. Как Белл тут же отметил, это был не тот знакомый звук, который возникает от электрических импульсов. Всё это длилось лишь мгновение. Но это было мгновение познания. Белл понял, что, наконец, он нашел долго разыскиваемый ключ к решению загадки.
Резко положив осциллографическую пластину на стол, он энергичным шагом направился в соседнее помещение. В состоянии сильного возбуждения он крикнул перепуганному Уотсону:
— Что вы делали? Ничего не трогайте! Я хочу все видеть!
— Извините, ради бога, господин профессор, — защищался ничего не понимающий Уотсон, — я страшно устал и поэтому допустил ошибку.
— Да, но что вы сделали? — все еще волнуясь, спросил Белл.
Уотсон начал объяснять. Когда он захотел включить осциллографическую пластину, аппарат из-за плохо отрегулированных винтовых контактов не подключился к сети. Чтобы устранить дефект, он начал дергать мембрану и тем самым заставил ее вибрировать. Вот эту вибрацию и уловил Белл в приемнике. Это выглядело так, как если бы постучали пальцем по мембране современного телефона.
Белл тут же нашел объяснение этому явлению — язычок, вибрирующий над электромагнитом, индуцировал в витке ток. Таким образом, приемник включился не электрическими импульсами, исходящими из прибора, а индукционным током, который возник в результате колебаний язычка.
В это мгновение родился телефон.
Белл понял, что нашел механизм, который сможет любой звук, а значит, и человеческую речь, переносить электрическим путем.
Темпераментный Белл всегда, когда опыт оказывался удачным, начинал, испытывая бурную радость, отплясывать дикий танец индейцев, который он видел в резервации туземцев вблизи Брентфорда. Уотсон и сейчас стал свидетелем того, как уважаемый профессор бостонского университета пляшет от радости. Хотя и не вполне понимая, в чем дело, но видя огромную радость Белла, он, опомнившись от первоначального испуга, присоединился к танцующему профессору со стремительностью, унаследованной им от далеких африканских предков.
Затем они несколько раз повторили опыт, и приблизительно через час Белл дал Уотсону точные указания для изготовления первого телефона. Практически они могли использовать все детали гармоник-телеграфа, надо было лишь несколько приспособить их. Мембрана первого телефона состояла из нежной пленки, в центре которой Белл прикрепил осциллографическую пластину. Для лучшей слышимости звуковых волн они приделали к каждой из мембран — передающей и принимающей — по воронке.
Была уже полночь, когда Белл вместе с Уотсоном вышли на безлюдные улицы Бостона…
* * *
Хаббард ждал Белла в гости.
— Я узнал от Мейбл, что гармоник-телеграф наконец готов, — начал адвокат. Его глаза радостно сверкали, и он потирал руки от удовольствия.
— Нет, господин Хаббард, — ответил тихо Белл.
— Но ведь вы писали Мейбл о том, что он уже готов, — нервно сказал адвокат.
— Да, готов, господин Хаббард, но не гармоник-телеграф, а телефон. Вчера мы с Уотсоном испытали его. Я открыл принцип переноса звука электрическим путем, и сейчас мне нужно лишь усовершенствовать мой аппарат. Но у меня нет денег. Я пришел для того, чтобы аннулировать первоначальный договор на создание гармоник-телеграфа и подписать новый на изобретение телефона.
— Об этом не может быть и речи, — нетерпеливо ответил господин Хаббард. — Я однажды уже ясно сказал вам, что за ваши фантазии я не заплачу ни цента. Чего вы хотите добиться этим вашим… телефоном? А даже если бы он и удался? Кто у вас купит патент на эту игрушку? Семьсот пятьдесят тысяч, поймите, три четверти миллиона мы можем получить за гармоник-телеграф! Над этим работайте! И перестаньте, наконец, заниматься этим бессмысленным телефоном!
Белл, как некогда его отец в споре с пресвитерами[4], был непоколебим.
— Я не оставлю этого дела, господин Хаббард! С сегодняшнего дня гармоник-телеграф перестал для меня существовать. Отныне для меня существует лишь телефон.
— Вы собираетесь биться головой об стену, вы катитесь в пропасть, и я не смогу вас задержать. Но учтите, что денег я вам ни в коем случае не дам!
— Даже если вы, господин Хаббард, как мой будущий тесть не поддержите меня, я не сомневаюсь, что если я постучу в дверь к Сандерсу, то это будет не зря.
Адвокат окончательно потерял терпение. Нервно поглаживая свою белую бороду, он сказал:
— Вуду ли я вашим тестем, это мы еще увидим. Скажите мне лучше, что же будет с моими деньгами, которые я вложил в гармоник-телеграф?
— Я никому и никогда не оставался должен, — ответил Белл, — и вы, господин Хаббард, получите свои деньги, в том числе и проценты на вложенный капитал, потому что не гармоник-телеграф, а телефон является моим большим изобретением.
— Ах, оставьте, — рассерженно махнул рукой адвокат, — мне кажется, что в ближайшее время вы будете настолько заняты этим… гм, этим телефоном, что, я полагаю, вам некогда будет посещать нас.
Белл поднялся с дивана, слегка поклонился и сдавленным голосом ответил:
— Я понял вас, господин Хаббард.
Беккерель
БЕККЕРЕЛЬ (Бк)
единица активности. Названа в честь французского физика Анри Беккереля.
ОПРЕДЕЛЕНИЕ:
1 беккерель — это единица радиоактивности, при которой в 1 с происходит 1 распад.
Жизнь и творчество
Анри Беккерель родился 15 декабря 1852 г. в Париже в семье, в которой профессия