И вот случилась такая беда — просыпается однажды Тор. И сразу хвать за молот: пару великанов перед завтраком прибить, чтоб день не с пуста начался. А молота и нет. Утащили. Искать? Искал, конечно — да без толку. Пришлось идти, Фригг кланяться. Она-то все судьбы знает, и все вещи скрытые. Та и говорит — проспал ты свой молот, метатель молний. Етуны его снесли. И своему вождю, Трюму, отдали, чтоб спрятал хорошенько. И пока ты молот не вернешь, будут плодиться, место у людей отнимать.
Скрипнул Тор зубами на обидную правду, а возразить-то нечего. Это с молотом он великанам страшен, а безоружный… Хорошо одно — никто Мьелльнир в руки взять не может, кроме самого Аса-Тора. Иначе великаны уже осаждали б не то, что Уппсалу — Асгард небесный! Отправился Тор к Фрейру, стражу богов. Меч просить. Тот только руками разводит: мол, затеял я сватовство. А меч невеста в залог вытребовала. Пришлось Тору вздыхать, да отправляться к хитрому Локи. Мерзавец, конечно, но сам из великанов. Глядишь, и вызнает: нет ли чего, что великаны ценят больше жизни. Потому как вернись молот к Тору, жизни многие из них и лишатся.
Локи долго Тора вышучивал — так долго, что получил в лоб и стал к разговору непригоден: на лбу шишка, глаза закатились. Ну да, этого великана ас-громовержец побить и без молота способен. Подумал Тор, да отправился в дом Ньерда, морского владыки. Жена-то его, Скади, великанша.
Дорога до палат Ньерда неблизкая. А Скади, как всегда, на охоте. Пришлось Тору и на дно морское спускаться, и в горы карабкаться. Но лучницу он сыскал, беду рассказал. Сказал, мол, Локи помогать отказался. Мудро поступил: ненавидит Скади Локи, убийцу отца своего. Потому отказать не могла. Только лыжи проверила.
— Жди, — сказала.
И была такова. Десять дней и ночей славной охотницы видно не было. Изождался ас. Но вот, наконец, вернулась.
— Молот у Трюма, точно, — сказала. — А хочет он Фрейю в жены, ни больше, ни меньше.
— А Солнце и Луну с неба он не хочет? — поинтересовался Тор, припомнив, что великан Хримтурс за возведение стен Асгарда и это потребовал. И получил, конечно… молотом промеж ушей. Всегда так выходит: Локи напоет, Один уши развесит, а молотом работать Тору. Вспомнил Тор о любимом оружии, и грустно ему стало.
— Может, твой сын мне меч одолжит? — спросил, — Верну молот — отдам.
Скади только плечами пожала.
— Так и одолжил бы. Я бы упросила, чтоб Локи от злости подавился. Но затеял сын мой Фрейр сватовство. И меч невесте отдал — в залог честных намерений.
— А до свадьбы потерпеть не мог? — спросил Тор.
— Знал бы — потерпел бы. Но я не Фригг, наперед не вижу. Я вообще великанша, — напомнила богиня-лыжница, — а мысли етунов темны…
"И безобразны", — додумал Тор, но вслух говорить не стал. И отправился снова к Фрейе. Где застал почти всех асов и ванов, всех асиний и ваний, да половину альвов. Длинноволосую и любопытную. А еще — Локи, очухавшегося и довольного донельзя.
— Ну вот, все в сборе, — объявил отец лжи, — пора. Одевай, Фрейя, свадебный убор: повезем тебя в Етунхайм, замуж выдавать.
Фыркнула Фрейя, топнула так, что весь чертог задрожал.
— По мне, — сказала, — лучше с последним трэлем перепихиваться, чем законной женой в Етунхайм ехать!
Локи открыл было рот, но увидел кулак Тора, пощупал шишку повыше глаз, отошел в сторонку… Но стоило грозе великанов отвернуться — как зашептал пакостник на ухо Хеймдаллю. Тот послушал, покивал, и изрек:
— Сам молот потерял, сам пусть замуж и выходит!
— Вот именно, — поддакнула Фрейя. И Локи сразу подхватил:
— Отличная идея! Платье-то свое ты Тору одолжишь? Где надо — полотно подложим, покрывала погуще намотаем — для великанов за невесту сойдет.
— Это ты десять лет в Етунхайме бабой жил, — возмутился Тор, — детей великанам рожал… Поди понравилось? А я на такие штуки не согласен.
И снова сжал руку в кулак. А на руке, между прочим, перчатка железная.
— А кто молот потерял? — спросил Один, который, пока дело боком не вылезло, всегда Локи слушает, — Тому и отдуваться. Опять же, тебе там с великанами ночками не баловаться. А только добраться до молота. И…
Предатель героев улыбнулся. Не понравилась Тору такая улыбка. И не потому, что кривая и зубастая, а потому, что когда Один так скалится, дела из плохих становятся вовсе никудышными.
Тут прямодушный Тор впервые в жизни — схитрил.
— Я бы сделал, как ты говоришь. Но великаны меня знают больно хорошо. Узнают они меня.
— Лицо замотаем, — напомнил Локи.
— А голос тоже замотаем? — Тор нарочно сгустил бас. — И походку? Да стоит мне с повозки сойти, они поймут, кто к ним пожаловал.
Не пропади Мьелльнир, он бы непременно добавил: "и помрут от страха". Вот только не пропади молот, и разговора б не было… А Локи все не успокаивался, начал что-то нести про песок в сапоги… Мол, это здорово меняет походку. Один смотрел так, словно все уже решено. Фрейя ушла копатья в платьях, искать что-нибудь подлинней, чтоб грововержцу коротко не оказалось.
Отчаяние неплохо пришпоривает мысль. Вот и Тору стукнула идея. И он снова окликнул Одина.
— Слушай, отец побед, у тебя ж завтра пирушка?
— Ну? Хочешь похвастаться, что молот проспал? — Один, конечно, ворчал, но, любящий лесть, ворчал уже не зло.
— Как проспал, так и приспит, — захихикал пакостник Локи. Тору захотелось прибить его на месте, но было не до того. Нужно разговор вести.
— И ты опять соберешь всех асов и ванов, и половину альвов?
— Соберу, — подтвердил Один, — Да многие уже