Чинить мало что дорого — долго. Столько времени у Сейберта нет. Осталось только кивнуть инженеру с Балтийского завода:
— Он ваш.
Других крейсеров на Балтфлоте уже не осталось: сведены в Германию, проданы за стремительно худеющие марки. Настоящих линкоров-дредноутов Сейберту никто не даст, да и не нужно их пока спасать: два нормально служат, один на консервации, один сгорел, но разделка не угрожает даже ему. Опасней положение недостроенных кораблей, но приводить их боеспособное состояние — минимум месяцы.
— Даже смотреть не буду, — констатировал Шурка, — нет смысла.
Впрочем, их судьба не столь уж и горька: "Червона Украина", например, тоже была когда-то частью скорбной картины, а теперь крейсер ПВО, главный конкурент "Атины" на роль самого полезного корабля в дальнем прикрытии конвоя — при отлучках "Фрунзе", конечно.
Кое-что можно было бы и использовать. Вот длинные тени эсминцев — новейшие недостроенные "новики", и если бы не проблема мазута, воткнуть на готовые корпуса хоть какие-то пушки и получится отличный корабль для охоты на нарушителей морских границ. Увы, их котлы тоже рассчитаны на жидкое топливо.
Мазут — не люди, мазута почти не было. Людей тогда было не то, что достаточно — с большим избытком, не только бывших офицеров, старшин и матросов тоже. Тогда многие вернулись с берега, после демобилизации, которой столько добивались. В мирной жизни не оказалось ни нормального дела, ни приличной пайки. Назад брали с перебором, склонные к мятежу клешники на флоте больше не требовались, специалисты они или нет. Наоборот, провели комсомольский набор и потихоньку учили новое поколение моряков. Которое до сейбертовского похода и применить было негде, кроме Балтики.
О Черноморском флоте говорить стоило хорошо или ничего, силы Тихого океана — это, как ни странно, японцы, которые считали дальневосточные воды, не исключая советских территориальных, своими и послеживали за собственными рыбаками, чтобы те оставляли рыбу на развод. Все, что смел советский пограничный катер — пожаловаться японскому эсминцу на вылов сверх квот или появление судов не оплатившей дешевейшую лицензию фирмы. Эсминец, как правило, наводил среди своих рыболовов порядок.
Еще оставался беломорский отряд — его Сейберт сейчас и отбирал. И как бы ни хотелось явиться в Мурманск на мостике "Рюрика" в окружении дивизиона "новиков" — плохое состояние корпуса крейсера и полное отсутствие мазута для эсминцев сводили это мечтание на нет. И всё же состав отряда Сейберт видел именно таким: угольщик, корабль поддержки или плавбаза, несколько малых кораблей, желательно однотипных.
Приходится идти дальше — в прошлое, к густым дымам угольных времен. Где они, маленькие эсминцы-"соколы" доцусимской эпохи? Старые знакомцы по борьбе на реках там и остались. Одни приткнулись к берегам, торчат мачтами, трубами, а то и куском корпуса, иные прячут острые лохмотья разорванных бортов — пройди рядом, и река получит новую жертву. Зато среди следующего поколения есть и те, что с рек вернулись, и те, что всё смутное время провели на Балтике.
И Сейберт, вдоволь излазив с десяток очень похожих корабликов, выбрал четыре.
Отряхнул брюки от ржавчины.
— Знакомьтесь, Николай. "Сибирский стрелок", "Генерал Кондратенко", "Пограничник" — ну и "Эмир Бухарский". Наши будущие основные силы. Троим нужны новые названия: "Пограничник" отлично подойдёт и со старым. Задачу подобрать имена возлагаю на вас. Потребую невозможного: имена кораблей должны одинаково воодушевлять бывших офицеров и матросов из последнего комсомольского призыва. А теперь присмотрим нам плавбазу…
Теперь они стали смотреть транспорты — на поэтический глаз менее интересные, чем боевые корабли, после эсминцев — совсем некрасивые.
— Гниль, — жаловался Сейберт. — Мертвечина.
Неудивительно: в советской России разруха, но плановое хозяйство всегда найдёт, что возить. И именно с возрождения транспорта начинается оживление страны. Так что любой транспорт, который может перенести погоду хотя бы балла в три — занят.
— Угольщик мне, — Сейберт приговаривает, точно молится, — угольщик! На плавбазу уже не уповаю… Но без догрузки мы до Мурманска не дойдём даже экономическим.
— А парусник может быть угольщиком?
Сейберт уставился на Гумилёва. Тот ухмыльнулся.
— Сам знаешь, я наполовину гений, наполовину кретин. Но вон тот трехмачтовый кораблик на мой взгляд — хорош. Как вы такие называете — барк?
Сейберт медленно оглянулся на корабль, который до того числил кусочком фона, живописным фрагментом панорамы "корабельное кладбище". Три мачты, да — не подставки под артиллерийские посты и радиоантенны — настоящие, под три яруса прямых парусов. Корпус с продольной белой полосой — какой-то сияюще, неприлично, дореволюционно белой.
— Это не чистый парусник, там есть труба, видишь? — сказал Сейберт, и нецивилизованно ткнул пальцем. И только после этого — узнал корабль. Облизал вдруг пересохшие губы. — Это "Азия". Парусно-паровой клипер, из самых первых наших железных кораблей. Ей лет полста, но в начале германской ещё служила. На ней шесть торпедных труб, как на эсминце… Надо смотреть! Тогда и узнаем, гений ты или не совсем. С другой стороны, я её не на приколе и не видел. А выпустился я в марте семнадцатого… Николай, её же нормально поставили на консервацию, ещё до временных! По старым регламентам, после переборки машин и покраски, на механизмах, верно, смазки на палец!
Час спустя, облазив старый корабль от форштевня до руля, Шурка констатировал: сегодня Гумилёв гений. Сообщил вслух: поэтов, не любящих славословий, в мире не случается.
Гумилёв сухо полукивнул и переспросил:
— Так это всё-таки барк или шхуна?
Сейберт пожал плечами. Познания в морском деле, почерпнутые при чтении "Мира приключений", поэта почему-то не подвели.
— Барк.
* * *
«Азия», маленькая и нарядная, точно фарфоровая кукла, и с полным парусным вооружением, боевым кораблём не смотрелась, да и не была. Её возможное вооружение, три стотридцатки, лежало в трюме, потому что будучи установлено на палубу убивало мореходность суденышка к черту. Тем не менее именно красавица «Азия» была главным кораблём в отряде — просто потому, что без нее миноносцам не хватило бы угля до Мурманска.
Опять же, по сравнению с флагманским катером из гнилого красного дерева, который утонул прямо под Сейбертом посреди Волги — явный шаг вперёд.
Вот и товарищ из торгпредства, военной выправки нет, зато взгляд