— Садись назад, — скомандовал Стригунов, открывая мне тяжелую дверь.
Я забрался внутрь. Салон был просторным, отделанным темной кожей, но ощущение было, как в танке. Глухая тишина, стоило двери захлопнуться. Стригунов сел рядом со мной. Водитель и один охранник заняли места спереди, второй сел в машину сопровождения, которая ждала у выезда.
Двигатель зарычал, и мы плавно тронулись.
Пока мы пробирались через московские пробки, Стригунов достал планшет.
— Послушай меня внимательно, Андрей, — начал он, не отрываясь от экрана. — Я понимаю твою паранойю. В твоей ситуации это здоровое качество. Но ты должен понимать и наши возможности. Клиника «МедиКорп». Это не просто больница. Это научно-исследовательский центр. У них есть оборудование, которого нет даже в ЦКБ.
Он развернул планшет ко мне, показывая фотографии палат, похожих на номера пятизвездочных отелей, и операционных, напоминающих космические корабли.
— Мы сотрудничаем с ними по программе реабилитации пилотов нейро-капсул. Они знают, как работать с нервной системой, с сердцем, с последствиями стресса. Твоему отцу там будет лучше.
— Я верю, — ответил я, глядя на мелькающие за тонированным стеклом улицы. Мир снаружи казался далеким и немного нереальным, словно я смотрел кино. — Но я не хочу, чтобы моя семья стала… рычагом давления.
Стригунов хмыкнул.
— Андрей, если бы мы хотели давить на тебя через семью, мы бы не предлагали помощь. Мы бы создавали проблемы. А проблемы у твоего отца возникли сами по себе. Возраст, нервы. Мы предлагаем решение.
Он убрал планшет.
— «НейроВертекс» оплатит всё. Лечение, реабилитацию, лекарства. Это не кредит. Это оплата твоей работы и инвестиция в твоё спокойствие. Потому что, когда ты нервничаешь, ты совершаешь ошибки. А ошибки Сверхперсонажа стоят слишком дорого.
— То есть, вы просто хотите, чтобы я перестал дергаться и вернулся к фарму? — усмехнулся я.
— Я хочу, чтобы актив был в рабочем состоянии, — цинично, но честно ответил он. — Подумай. Там закрытая территория. Охрана не хуже, чем здесь. «Охотники» не смогут к нему подобраться. А в обычной городской больнице… туда может зайти кто угодно в белом халате.
Это был удар ниже пояса. Но эффективный. Я представил, как кто-то из людей «Третьей Силы» подходит к койке отца. Как легко это сделать в обычном стационаре.
Джип мягко качнулся, объезжая очередную яму на въезде в наш спальный район. Знакомые панельки, серые, унылые, поплыли за окном. Мой старый мир.
— Я подумаю, Виктор, — сказал я, глядя на подъезд дома, где прошло мое детство. — Я серьезно подумаю. Но сначала, отец.
Стригунов кивнул.
— Разумно. Мы приехали.
Машина остановилась. Охранник с переднего сиденья вышел первым, сканируя двор цепким взглядом. Только после его сигнала Стригунов открыл свою дверь.
— Идем. И, Андрей… постарайся не задерживаться. Мы на открытой местности.
* * *
Подъезд встретил нас привычным запахом сырости и кошек.
Стригунов поморщился, но промолчал. Его серый костюм и выправка смотрелись здесь так же неуместно, как космический шаттл на грядке с огурцами. Он шел чуть позади, его взгляд постоянно скользил по темным углам и почтовым ящикам, фиксируя каждую деталь.
Лифт не работал. Мы поднялись на пятый этаж пешком. Я позвонил.
Дверь открыла мама. Она выглядела уставшей и постаревшей, в глазах застыла тревога, которая сменилась облегчением, стоило ей увидеть меня.
— Андрюша! — она обняла меня, уткнувшись лицом в плечо. От нее пахло валерьянкой и домашней выпечкой, запахом моего детства, который теперь казался таким хрупким.
— Привет, мам, — я прижал ее к себе, чувствуя, какая она маленькая и слабая. — Я приехал. Все будет хорошо.
Она отстранилась и только тогда заметила Стригунова, стоявшего на лестничной площадке.
— Ох, ты не один… — она смущенно поправила халат.
— Анна Петровна, — Стригунов шагнул вперед, мгновенно сменив маску цепного пса на маску вежливого коллеги. — Виктор Петрович Стригунов, руководитель Андрея. Прошу прощения за вторжение. Мы были на совещании, когда Андрей узнал… мы решили подвезти его.
— Очень приятно, — мама засуетилась. — Проходите, проходите. У нас не убрано, вы уж простите… Чай будете? Я как раз пирог испекла, с яблоками.
— С удовольствием, Анна Петровна, — улыбнулся Стригунов, проходя в прихожую. — Андрей, иди к отцу. Мы с твоей мамой пока побеседуем на кухне.
Он подмигнул мне. Это было четкое послание: «Я займу ее, чтобы ты мог спокойно поговорить. И заодно прикрою тылы».
Я прошел в гостиную, которая служила родителям и спальней. Шторы были задернуты, создавая полумрак. В воздухе висел тяжелый запах лекарств. Корвалола, валидола и чего-то еще, больничного.
Отец лежал на диване, укрытый пледом. Он казался меньше, чем я его помнил. Лицо было серым, осунувшимся, но глаза… глаза были живыми. Теми самыми ясными, умными глазами инженера, который всегда искал суть вещей.
— Привет, пап, — я присел на стул рядом с диваном.
— Привет, сын, — его голос был слабым, но твердым. — Примчался… С работы сорвался. Мать панику навела, да?
— Она волнуется, пап. И я тоже.
Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой. Его левая рука, лежавшая поверх пледа, мелко дрожала. Я увидел, как он попытался сжать кулак, чтобы остановить тремор, но пальцы не слушались. Они были бледными, почти прозрачными.
— Старость, Андрюха, — вздохнул он, заметив мой взгляд. — Износ материала. Детали стираются, смазка высыхает. Системный сбой.
Он использовал наши термины. Термины инженеров.
— Голова работает, — продолжил он, постучав здоровой рукой по лбу. — Схемы помню, чертежи вижу. А вот исполнительный механизм… барахлит. Руки не держат. Даже ложку.
— Это поправимо, — сказал я, наклоняясь ближе. — Врачи говорят, криз. Нужно лечение, реабилитация.
— Врачи… — он поморщился. — Был тут один, молодой. Сказал: «Возраст, батенька. Пейте таблетки и не волнуйтесь». А как тут не волноваться, когда ты чувствуешь, как твой собственный корпус рассыпается?
Я взял его дрожащую руку в свою. Она была холодной.
— Пап, послушай. У меня есть возможность. На работе… они предлагают хорошую клинику. «МедиКорп». Там лучшие специалисты, оборудование. Это входит в мой контракт.
Отец внимательно посмотрел на меня. В его взгляде появилась та самая проницательность, которую я так ценил и которой так боялся в детстве, когда пытался что-то скрыть.
— Хорошая клиника, говоришь? Контракт? — он чуть прищурился. — Ты теперь большая шишка, Андрей? Или они тебя так крепко держат, что даже семью лечат?
Он всегда видел суть.
— Я ценный специалист, пап, — ответил я, стараясь не отводить взгляд. — И они хотят, чтобы я работал, а не дергался. Это бизнес.
— Бизнес… — он помолчал. — Знаешь, я ведь читал твои отчеты. Те, старые, что ты приносил. Про «Ковчег». Ты тогда горел. Ты хотел создать мир. А сейчас? Ты счастлив, Андрей? Или ты просто еще одна шестеренка в их