Поручная запись, которую дал при этом по себе М. Воротынский, производит несколько странное впечатление. В записи сказано, что царь «отдал ему вину», т. е. помиловал, за «печалованием» (ходатайством) митрополита и освященного собора иерархов церкви. Между тем первое условие, которое царь поставил духовенству и всей земщине, учреждая Опричный двор, был отказ от «печалования» и всяких ходатайств за опальных. Очевидно, на этот раз царь нашел нужным инсценировать авторитетное в глазах народа ходатайство духовенства и одновременно показать свое милосердие.
Это противоречие в словах и поступках царя объясняется тем, что ввиду возможного возобновления военных действий против Польши Воротынский был нужен ему как выдающийся начальник.
Итак, М. Воротынский был помилован, восстановлен в своих правах, получил обратно удел, но едва ли сохранил приятные воспоминания о годах, проведенных на Белоозере. Можно думать, что и сам царь не питал иллюзий относительно любви к нему Воротынского; тем не менее, обстоятельства сложились так, что ему пришлось в этот критический момент доверить свою судьбу, будущее своей династии и, может быть, всего государства такому человеку, как Воротынский.
Когда воеводы были назначены, и все необходимые распоряжения по обороне Москвы были сделаны, Грозный не стал дожидаться нашествия татар и, учитывая неприятный опыт предшествовавшего года, решил загодя удалиться в Новгород. Он захватил с собой новобрачную царицу и царевичей и с небольшим количеством верных людей выехал в 20-х числах мая из Москвы.
Первого июня, как было выше упомянуто, царь прибыл в Новгород. Трудно представить себе, что переживал царь, находясь в Новгороде в относительной безопасности, но в вынужденном бездействии, в томительном ожидании исхода неминуемой кровавой схватки земских воевод с татарами.
Новгородские летописи сохранили нам некоторые подробности о пребывании царя в Новгороде. Новгородский владыка Леонид со всем собором и игуменами выехал навстречу царскому поезду в Хутынский монастырь и отслужил молебен, во время которого царь стоял у гроба чудотворца Варлаама Хутынского. Затем царь со всей свитой переночевал в Хутынском монастыре, а на следующий день, 1 июня, прибыл в Новгород, где владыка вторично встречал царя молебном. 9 июня царь с боярами ездил «пировать» в Юрьев монастырь. 27 июня в Михалицком монастыре была пострижена принудительно вдова Василия Квашнина, выдающегося воеводы ливонских походов, казненного за год перед тем. Далее летопись сообщает о неоднократных молебнах и, между прочим, о небольшом пожаре, на котором был царь.
В конце июля царь справил свадьбу своего нового шурина Григория Колтовского, а через день пришла, наконец, грозная весть о том, что татары идут на Москву. Первые дни августа были самыми тревожными. Летописец сообщает, что 1 августа царь прислал в св. Софию «свецю болшую местную», а 3-го владыка «пел молебны в церкви собором».
Наконец, 6 августа пришла радостная весть о блестящей победе Воротынского над Девлетом и о бегстве татар в Крым. «И того же дни в Новигороди звонили по всим церквам весь день в колоколы, и до полуночи звонили, и молебны пели по церквам и по монастырям всю ночь». Владыка с крестами и иконами ходил к царю поздравлять его с радостью, а царь «жаловал добре» своих воевод.
Среди подробного рассказа о церковных делах летописец кратко и эпически сообщает: «Да того же лета царь православной многых своих детей боярскых метал в Волхову реку с камением, топил». Из других источников известно, что в это время погиб Замятня Сабуров, племянник великой княгини Соломониды, первой жены отца Ивана Грозного. Чем были вызваны эти казни, неизвестно. Можно предположить, что они происходили до вести о победе, в тревожной обстановке предшествовавших ей дней.
* * *
В такой тревожной обстановке Иван Грозный решил написать и оставить духовное завещание. Зная время и обстоятельства, при которых был написан этот любопытный памятник, мы будем в состоянии лучше понять его и избежать тех ошибочных суждений, которые были высказаны по поводу его некоторыми историками.
Прежде чем приступить к анализу завещания, следует, однако, сделать несколько общих замечаний относительно духовных завещаний вообще и значения их в жизни людей того времени. Эти замечания необходимы уже потому, что завещание Ивана Грозного во многих отношениях весьма необычно. Деловые распоряжения занимают приблизительно две трети завещания, а очень значительная часть, примерно 15 страниц, заполнена многословным морализированием, ссылками и выдержками из священного писания и нравоучениями сыновьям-наследникам. Начало завещания имеет характер исповеди и покаяния в своих грехах, что обыкновенно делали перед написанием духовной грамоты священнику-духовнику, но в духовную не вносили.
Ивану Грозному являются тени его жертв. Художник М.П. Клодт
В духовных грамотах простых смертных нет элементов покаяния и исповеди, а наставления наследникам обыкновенно кратки и сводятся к общеизвестным и общепринятым правилам жизни: дети должны почитать свою мать и не выходить из повиновения ей, братья должны жить в согласии, старший должен заботиться о младших, а младшие должны почитать старшего, как отца, и т. п.
В жизни людей того времени написание духовной было очень важным актом. Духовную грамоту писали обычно в присутствии и при участии духовника-священника, в совете близких родственников, обдумывая и обсуждая каждое слово. Служилые люди писали духовную грамоту, «идучи на государеву службу», в дальний, опасный поход или «отходя сего света», т. е. в предвидении близкой смерти. Окончательное оформление духовной и подписи свидетелей откладывали до последних дней и даже часов жизни. Поскольку царь Иван был в расцвете сил и не находился в опасном походе, а жил в Новгороде под охраной верных слуг и стрельцов, следует предположить, что он взялся за написание духовной в предвидении смерти.
Опасения царя Ивана за свою жизнь оказались преувеличенными и не оправдались: он прожил после написания завещания еще 12 лет. В этом нет ничего удивительного. Чрезмерно живое воображение царя Ивана постоянно мешало ему трезво наблюдать события, верно оценивать их значение, делать логически правильные выводы и предвидеть будущее, даже не столь отдаленное. К царю Ивану можно применить остроумный афоризм французского писателя Вовенарга, который говорил, что истинное достоинство человеческого ума, как достоинство хороших часов, не в быстром ходе, а в верном.
Завещание начинается сразу в очень высоких тонах самоуничижения и покаяния в своих грехах. К сожалению, обилие трафаретных образов и выражений, заимствованных из церковной покаянной письменности, очень затрудняет понимание автора завещания. Иван, как на исповеди, кается на всякий случай, как бы боясь что-нибудь