И наконец, вступили монстры — 280-мм мортиры Бр-5. Их снаряды летели по навесной траектории, словно нехотя, и когда они падали, казалось, что земля останавливается в предсмертной судороге.
Мортиры били по самым укрепленным точкам, по тем долговременным огневым точкам, что были укрыты в природных или искусственно созданных из бетона и дикого камня скалах. И другим укреплениям.
Пока тяжелые орудия крушили бетон, на переднем крае заговорила легкая артиллерия и полковые минометы. Сплошная стена разрывов опустилась на финские траншеи. Не было видно ни земли, ни снега — только черные и бурые всплески, вздымающиеся один за другим.
Это был шквал, сметающий все живое. Там, где еще несколько минут назад могли находиться финские пулеметчики и снайперы, теперь должно было остаться кровавое месиво обломков, фрагментов человеческих тел и щепок.
Воздух гудел и вибрировал, становясь плотным и тяжелым. Давило на уши, на грудную клетку. Связисты в блиндаже кричали в телефоны, передавая корректировки, но их крики тонули в этом всеобщем грохоте.
Я смотрел на это огненное море, на дым, заволакивающий горизонт, и чувствовал не торжество, а холодную концентрацию. Артподготовка работала как часы, но я знал — самое трудное начнется, когда она закончится.
Ровно в 11:20 огненный ураган, бушевавший три часа, прекратился так же внезапно, как и начался. В наступившей оглушительной тишине, звонкой от звона в ушах, послышался лязг гусениц и приглушенные команды.
— Пошли, — хрипло произнес кто-то на НП.
Из укрытий выползли и, набирая скорость, двинулись вперед первые, белые с серыми камуфлирующими пятнами, стальные чудовища — танки «Т-28». Их многобашенные силуэты казались призраками в дымной мгле.
Командиры танков не стреляли на ходу — берегли снаряды для прямой наводки. И правильно. Танковая джигитовка, которую я устроил в первые дни своего пребывания в теле Жукова, хороша лишь в качестве спортивного состязания.
Задача, поставленная перед танкистами, сейчас была иной. Подойдя к первому ряду гранитных надолб, они уперлись в них и, с ревом моторов, начали медленно, неумолимо толкать и раздвигать многопудовые глыбы.
Древесина кольев и проволока колючки хрустели под гусеницами. Танки не объезжали укрепления, рискуя сорвать темп атаки и снизить натиск — они их ломали. Финны, похоже, еще не пришедшие в себя после нашей артподготовки, ответного огня не открывали.
Пока танки прокладывали путь, из траншей поднялись и, пригибаясь, бросились вперед фигуры в белых маскхалатах. Штурмовые группы. Они не бежали цепью, а двигались короткими перебежками, от воронки к воронке, используя каждую складку местности.
Одну такую группу я видел в стереотрубу. Они, как муравьи, окружили почерневшую, изрешеченную, но все еще опасную громаду ДОТа № 0011. Двое саперов с коробками в руках полезли на крышу.
Через мгновение грохнул первый взрыв — негромкий, локальный. Это сработал заряд, установленный на крыше для того, чтобы вывести из строя вентиляцию и деморализовать тех, кто внутри.
А тем временем к основанию ДОТа подползли другие. Они тащили на себе тюки — те самые килограммы взрывчатки, что я требовал выдать им накануне. Минута, вторая… И земля содрогнулась от нового, чудовищной силы взрыва.
Конечно, стена ДОТа не разлетелась осколками, она содрогнулась и осела, сложилась, как карточный домик, вывернув наружу клубы пыли и исковерканную арматуру. Двести кило тротила, заложенные под основание, сделали свое дело.
Пехота, прижавшаяся к земле, поднялась и рванула к пролому. В темную пасть развороченного ДОТа полетели ручные гранаты. Хлопки разрывов были едва слышны после грохота артиллерии.
Потом в проеме полыхнул огненный смерч — это сработал ранцевый огнемет в руках одного из наших бойцов. Правильно, молодцы. Нечего лезть внутрь, предварительно не зачистив руины ДОТа.
Траншеи зачищали так же методично и жестоко. В узкие ходы сообщения летели гранаты, а когда из них пытались вырваться уцелевшие финны, их встречали очереди из ППД и выстрелы винтовок.
Я видел, как один из танков «Т-28», проломив заграждения, подошел к уцелевшей амбразуре и в упор, с дистанции в пятьдесят метров, выпустил в нее осколочно-фугасный снаряд. Из амбразуры вырвалось пламя и дым.
Это была даже не атака. Это было методичное, точное и безжалостное вскрытие нарыва. «Стальной клин» входил в плоть обороны противника. Первая полоса трещала по швам, но я знал — впереди была вторая. И главные бои тоже были еще впереди.
Первая полоса обороны была взломана. В пробитую брешь, мимо еще дымящихся развалин ДОТов и захлебывающихся в копоти траншей, хлынул железный поток. Танковые бригады, до этого скрывавшиеся в лощинах, теперь выходили на оперативный простор.
Это были уже не тяжелые «Т-28», сдвигавшие надолбы, а более быстрые машины «БТ», их задача была иной — развитие успеха, с проникновением в глубокий тыл противника, к его базам снабжения.
Танки не ввязывались в лобовые атаки на уцелевшие опорные пункты. Вместо этого, они, как стальные клинки, разрубали финскую оборону, отсекая узлы сопротивления друг от друга, перерезая дороги и линии связи.
Судя по поступающим в штаб донесениям, окруженные гарнизоны, лишенные поддержки соседей и путей отхода, постепенно превращались в изолированные котлы. И это было еще не все.
Над полем боя, в прояснившемся небе, появились незваные чухонцами гости. С воем пикировали на отходящие по лесным дорогам финские обозы и резервы «Чайки» — истребители «И-153». Их пулеметные очереди прошивали колонны, сея панику и хаос.
Вслед за ними, на бреющем полете, проносились юркие «И-16», штурмуя скопления пехоты и повозок. Финны, верящие в господство в воздухе своей немногочисленной, но эффективной авиации, оказались застигнуты врасплох такой плотностью и дерзостью атак.
Пока танки и авиация громили тылы, по пятам наступающих частей двигались связисты. Под случайным огнем, они, не разгибаясь, тянули кабели вдоль маршрутов наступления.
У дерева, у разбитой повозки, у подбитого танка — везде оставались красноармейцы с катушками, обеспечивая нервную систему наступления. Без их работы приказы терялись бы, а части действовали вслепую.
С моего НП не была видна вся эта гигантская, сложная машина, приведенная в движение. Многое приходилось реконструировать по поступающим донесениям. Главное, что машина эта работала — скрипя, с перебоями, но работала.
«Стальной клин» не просто проломил оборону — он начал ее дробить, раскалывать на изолированные очаги сопротивления. Успех был очевиден. Что касается цены, ее предстояло подсчитать позже. А пока нужно было давить, не давая врагу опомниться.
К исходу первого дня, в кромешной тьме, разрываемой лишь сполохами далеких пожарищ и редкими вспышками артиллерийского огня, я вошел в захваченный нашей пехотой финский НП. Под ногами хрустели осколки стекла и гильзы.
Первый день операции «Стальной