Десятки ДОТов уничтожены или блокированы. Путь в оперативную глубину был открыт. Ко мне подошел командир 50-го стрелкового корпуса комдив Гореленко. Его лицо в свете карманного фонаря было покрыто сажей и усталостью, но выглядело довольным.
— Георгий Константинович, корпус выполнил задачу первого дня. Потери есть, но не катастрофические. Удерживаем захваченные рубежи. Танкисты вышли на подступы ко второй полосе.
Я кивнул, глядя в темноту, туда, где лежала Финляндия. Мы сделали то, что в иной реальности стоило Красной Армии месяцев кровопролитных боев, но я не испытывал эйфории. Это было бы преждевременно.
Линия Маннергейма была лишь первым рубежом. Впереди были леса, озера, мобильные финские лыжные батальоны, «кукушки» и главный рубеж их обороны — линия V. И за всем этим — Райвола и Выборг.
— Хорошо, — тихо сказал я. — Приведите части в порядок. Подтяните артиллерию. С рассветом — продолжаем.
На бывший финский НП ворвался Трофимов. В руке у него белел запечатанный конверт.
— Шифровка из Белоострова, товарищ комкор!
Глава 14
Я взял пакет. Вскрыл его. В нем оказалось две радиограммы. Первая была краткой: «Поздравляю первым успехом. Действуйте том же направлении. Сталин». Что ж, это лучшее подтверждение правильности избранного курса. Я повернулся к Гореленко.
— Вождь поздравляет нас, — сказал он. — Требует действовать в том же направлении.
Комдив вытянулся в струнку.
— Это целиком ваша заслуга, Георгий Константинович.
— Нет. Это заслуга наших бойцов и командиров, Филипп Данилович.
— Согласен, товарищ комкор.
Я вскрыл вторую радиограмму. Это было сообщение из Ставки, которую в связи с началом активных боевых действий перенесли в город на Неве. Ставка предписывала мне явится на совещание.
— Возвращаемся, товарищ комдив. Меня вызывают в главный штаб.
Мы покинули бывший вражеский НП и сели в машину, чтобы вернуться в расположение штаба 50-го стрелкового корпуса. А оттуда я сразу отправился на аэродром. На этот раз взяв с собою ординарца.
Теперь я вылетел в Ленинград сразу на «Ли-2», а на Комендантском меня встречала «эмка», выделенная штабом ЛенВО. Ее водитель вручил мне еще один пакет. Я вскрыл его уже по пути в центр города. Это было письмо от Тимошенко. Вернее — приказ.
«Тов. комкору Жукову Г. К. Настоящим вам предписывается взять на себя координацию взаимодействия всех сухопутных, военно-морских и авиационных частей, действующих на фронте советско-финской войны. Приказ согласован с наркомом ВМФ СССР Кузнецовым Н. Г и начальником управления ВВС РККА Смушкевичем Я. В.»
Фамилия Смушкевича в приказе меня порадовала. У нас с Яковом Владимировичем установились прекрасные отношения на Халхин-Голе. Хотелось бы и дальше вместе служить Родине.
Я попросил встретившего нас с Трофимовым водителя, высадить моего ординарца у «Астории», где нам был забронирован номер, а меня отвезти в штаб ВВС Ленинградского военного округа.
Штаб ВВС ЛенВО, Ленинград
В кабинете, где проходило совещание, висел табачный дым. Хоть топор вешай. За длинным столом, заваленным картами и летными журналами, сидели командиры авиационных бригад — и армейских, и фронтового подчинения.
Их разделяли не только звания, но и ведомственные барьеры, привычка работать по своим планам. Я стоял во главе стола, чувствуя на себе их взгляды — от сдержанно-враждебных до откровенно недоумевающих. Комкор из сухопутных войск, лезущий в дела авиации — такого они еще не видели.
— Товарищи командиры, — начал я, указывая на карту, где были нанесены все авиачасти, — текущая система управления приводит к тому, что над одной и той же целью могут висеть два авиаполка, а соседний участок фронта остается без воздушной поддержки. Это расточительство и безответственность. С сегодняшнего дня все авиационные силы фронта сводятся под единое оперативное командование. Здесь.
В комнате поднялся ропот. Командир 59-й истребительной бригады, полковник с орденом Красного Знамени на гимнастерке, резко поднялся.
— Товарищ Жуков, у нас свои задачи, утвержденные штабом фронта! Мы не можем…
— Можете и будете, — перебил его я. — Потому что задачи теперь будут ставиться отсюда, на основе анализа общей обстановки на фронте. В частности, ваша 59-я бригада будет обеспечивать прикрытие бомбардировщиков 16-й скоростной бригады на направлении главного удара. Не где вам вздумается, а там, где они будут работать.
Я перевел взгляд на командира 68-й легкобомбардировочной бригады.
— Ваши экипажи на «Р-5» и «У-2» переходят на ночные операции. Днем они — мишени. Ночью — наши глаза и руки. Разведка, «беспокоящие» налеты на коммуникации, сброс листовок. Днем — отдых и подготовка.
Он кивнул, молча, но с пониманием. Его люди уже несли неоправданные потери во время вылетов в светлое время суток.
— Ротация будет осуществляться по следующему принципу, — продолжал я, обводя взглядом всех. — Утренние и дневные вылеты — для бомбардировщиков типа «СБ» и «ДБ-3» под плотным истребительным прикрытием. Их задача — нанесение точечных ударов по выявленным целям второй линии обороны противника. Вечерние сумерки и ночь — время тихоходов. Никаких импровизаций. Каждый вылет согласовывается здесь, с учетом данных всех видов разведки и насущной необходимости стрелковых и моторизованных подразделений.
Командир фронтовой авиационной группы, комкор Пухтин, мрачно произнес:
— Это потребует перекраивания всех планов, товарищ Жуков. Связь, тыловое обеспечение…
— Что и будет сделано, — сказал я. — Выделите делегатов связи для круглосуточного дежурства в главном штабе. Все заявки от сухопутных командиров будут сводиться здесь в единый план воздушных операций на сутки. Без этой системы мы продолжим тыкать пальцем в небо. Вопросы?
Вопросов было много, но разговор перешел в конструктивное русло. Были намечены схемы согласования действий между различными авиационным подразделениями и командованием сухопутных войск. Мне еще предстояло провести совещание с моряками.
Через час я уже стоял у большой карты Балтийского моря в штабе Краснознаменного Балтийского Флота в Кронштадте, где уже были нанесены первые красные и синие стрелы. Рядом — командующий КБФ, флагман флота 2-го ранга Трибуц, и его начальник штаба.
Их лица были сосредоточенны. Флот ждал этой войны, но его роль в сухопутной кампании на перешейке часто была неясной.
— Владимир Филиппович, — обратился я к Трибуцу, указывая на финское побережье. — Армия пробивает дыру в их сухопутной обороне. Наша задача — не дать им воспользоваться морскими коммуникациями для подвоза резервов и снаряжения из-за рубежа. Нужна плотная блокада.
Трибуц кивнул, его взгляд скользнул по карте.
— Подлодки уже вышли на позиции, Георгий Константинович. «Щ-302», «Щ-304» — здесь, у входа в Ботнический залив. Две другие — на подходах к Ханко и Турку. Но финны не дураки — прибрежное судоходство будут осуществлять ночью, малым каботажем.
— Значит, нужны не