Начальник штаба флота, капитан 1-го ранга, осторожно заметил:
— Риск напороться на мины и попасть под огонь береговых батарей, товарищ Жуков…
— Риск нужно учесть, но и задачу выполнить, — жестко сказал я. — Это не классическая морская баталия. Это перекрытие горла. Без морских перевозок их оборона на перешейке начнет задыхаться.
Я перевел палец на Ботнический залив.
— Ваша авиация, Владимир Филиппович. «МБР-2» — глаза флота. Пусть ведут ежедневную разведку вдоль всего западного побережья Финляндии. Фиксируют любые движения. А «СБ» из состава ВВС КБФ — их кулак. Обнаружили конвой или одиночный транспорт — наводите бомбардировщики. Топите.
Трибуц обменялся взглядом с начальником штаба. В их глазах читалось понимание. Я не лез в их тактику, я ставил стратегическую задачу, давая полную оперативную свободу.
— Будет сделано, Георгий Константинович, — твердо сказал командующий. — Флот свою работу знает. К исходу дня представим детальный план блокадных операций.
Выйдя из штаба на свежий, пронизывающий ветер с залива, я смотрел на серые воды, взламывающие образовавшийся лед. Если бы не ветер, заливы и саму Балтику уже давно бы сковало ледовым панцирем. А так еще оставалась возможность действовать.
Где-то там уже работали наши подлодки, невидимые и смертоносные. Сухопутный «стальной клин» должен был получить надежную морскую опору. Теперь мы могли стиснуть финских вояк в тисках — да еще накрыть сверху.
Тыл 50-го стрелкового корпуса
Алексей Иванович Воронов возвращался от старой мельницы в расположение штаба, судорожно сжимая в кармане шинели конверт с финскими марками. В ушах стоял спокойный, как приговор, голос «Вяйнемёйнена»
«Следующая встреча через двое суток, — сказал тот. — Принесешь хоть что-нибудь полезное…». Не удивительно, ведь он не сообщил ему ничего путного. Так, общие слова о передвижении обозов. Страх скручивал кишки «Жаворонка» в холодный тугой узел.
Его путь лежал в тыл 50-го стрелкового корпуса в обозно-вещевом отделе которого он служил. Еще издали Воронов заметил одинокую телегу, которая двигалась как-то странно, вихляясь из стороны в сторону, и машинально ускорил шаг. Может, подвезут?
Поравнявшись, «Жаворонок» увидел, что кляча, запряженная в телегу, шатается словно пьяная. Под уздцы ее вел молоденький боец, а в телеге лежали еще двое. Один, красноармеец постарше, замер неподвижно, уставившись в серое небо.
Второй, совсем мальчишка с перебинтованной головой и лицом, белым как мел, слабо шевелился и стонал что-то непонятное, губами, от которых уже не шел пар. Ясно. Санитар доставлял с передовой раненых.
Присмотревшись, Воронов понял, что санитар — девушка. Хотя сапоги, шинель и буденовка не слишком подчеркивали женские черты. Она подбадривала шатающуюся лошадь вожжами, шепотом уговаривая ее потерпеть.
Мысль «пройти мимо» возникла у «Жаворонка» рефлекторно. Не лезь. Это не твое дело. Эта санитарка может тебя запомнить и потом доложить, что техник-интендант 2-го ранга двигался по дороге с такой-то стороны.
И он тут же себя одернул. Вот если он не поможет, пройдет мимо, эта девка его тем более запомнит и настучит в особый отдел. Спасет ли его в таком случае лейтенант Егоров? Не факт. Зачем ему агент, который обратил на себя внимание особистов?
— Вам помочь? — спросил он.
Санитарка повернулась к нему. Лицо у ее было измученным. На щеках застыли дорожки слез. Правда, она тут же попыталась улыбнуться и даже поправить выбившиеся из-под буденовки волосы.
— Помогите, товарищ техник-интендант 2-го ранга, — сказала она. — Машка, дура такая, испугалась взрыва, понесла, врезалась в дерево, теперь хромает… А у меня два тяжелораненых. Успеть бы довезти до медсанбата.
Так вот почему шатается кляча. Видать, сломала себе что-то. Воронов засуетился, всем видом показывая, что готов помочь. Он нагнал едва бредущую Машку, ухватился за оглоблю, потянул. Санитарка поняла, что он задумал и схватилась за оглоблю с другой стороны.
— Дернули разом, — пробормотал «Жаворонок», не глядя на нее.
И они дернули изо всех сил. Почувствовав подмогу, кляча зашагала чуть-чуть веселее. Тяжелые тележные колеса скользили по подмороженной колее проселка, но все-таки двигались. Становилось светлее. И вскоре впереди показался белый флаг с красным крестом.
Возле медсанбата Воронов собрался было скромно отчалить, но девушка глянула на него сердито и он подхватил вместе с ней того бойца, что постарше и потащил его к дверям избушки, которая служила перевязочной.
«Жаворонок» чувствовал, как влага от пропитанной кровью шинели проступает через его рукавицы, но пересилил отвращение и помог втащить тяжелораненого внутрь — в душный, пропитанный запахами карболки и крови полумрак.
Положили на его деревянные нары и пошли за вторым. Когда они вернулись с умирающим пареньком, над первым раненым уже хлопотала медсестра, быстро и уверенно разрезая пропитанные кровью бинты.
Освободившись от ноши, Воронов отошел к раскаленной от жара буржуйке, чтобы перевести дух и отогреться. Ноги его дрожали — не от усталости, а от чего-то другого. Он вытер рукой лоб. Санитарка обернулась к нему.
— Спасибо, товарищ техник-интендант 2-го ранга, — сказала она и добавила: — А то я одна… сил не хватило бы.
Он кивнул, не в силах вымолвить ни слова, и вышел на холод. Запах крови, сладковатый и тошнотворный, въелся в рукавицы и он отбросил их в сугроб. Сжал в кармане конверт с финскими деньгами. Бумага хрустнула, напоминая о другом долге, другой жизни.
Однако впервые за все эти дни переживаемого им страха, в груди, под леденящим комом ужаса, шевельнулось что-то еще. Не смелость. Не героизм. Чувство, что он, агент по кличке «Жаворонок» еще может быть не только предателем.
Это была весьма слабая надежда и ни на что не влияла, но этого было достаточно, чтобы треснула та ледяная скорлупа, в которой Воронов прятался от неизбежности. Теперь внутри, помимо страха, была щель. И в эту щель могла заглянуть совесть.
Штаб КБФ, Кронштадт
Карта Балтики была теперь испещрена не только условными знаками блокирующих эскадр, но и новыми, решительно начерченными стрелами. Флагман флота 2-го ранга Трибуц слушал, слегка склонив голову. Человеку, привыкшему к операциям на просторах моря, пришлось сосредоточиться на деталях сухопутной обороны.
— Владимир Филиппович, блокада — это хорошо, но флот может и должен бить по суше, — ткнул я пальцем в карту Карельского перешейка, в район Финского залива. — Линкоры «Марат» и «Октябрьская революция», крейсер «Киров». Их главный калибр должен работать по береговым укреплениям в зоне досягаемости. Не по площадям. По целям, которые им передадут наши