С того дня у неё, как и у Джуну, появилась привычка: поздно вечером сидеть, прислонившись спиной к воротам, и слушать музыку. Около одиннадцати часов она звучала на правильной скорости, а после двенадцати снова замедлялась. Благодаря мелодиям, отчетливо доносившимся через наушники в тишине ночи, Хёбин чувствовала присутствие Джуну за воротами, даже не проверяя свою догадку.
* * *
Счастье длилось недолго. Хёбин всё это время нерегулярно пила таблетки, и её состояние резко ухудшилось.
Первые симптомы появились во время летних каникул после первого класса старшей школы. Она ощущала странную тяжесть, будто на всё её тело навьючена тяжёлая ноша. Любой другой человек мог бы подумать, что его просто продуло кондиционером и он простыл. Но Хёбин, знающая, как началась болезнь её отца, почувствовала тревогу. Ничего не сказав тёте, она пошла в больницу, и когда диагноз подтвердил её худшие опасения, ей показалось, что небо рухнуло на землю.
К счастью, Хёбин начала принимать лекарство и симптомы исчезли. Однако болезнь была неизлечима, препараты лишь замедляли её развитие и облегчали боль, а из-за развивающейся сопротивляемости организма их эффективность сохранялась всего около десяти лет. Пропускать приём лекарств было нельзя, но для Хёбин, лишённой общения с Джуну после окончания школы, это казалось бессмысленным.
Результат не заставил себя долго ждать. Хёбин видела, как отец умирал от той же болезни, и понимала, что и ей осталось недолго. Но она откладывала госпитализацию, желая продлить связь с Джуну хотя бы на один день, и даже возобновила регулярный приём лекарств. Однако в итоге Хёбин потеряла сознание и попала в больницу. Только благодаря кнопке экстренной помощи, сделанной её отцом, она осталась жива.
Вернувшись домой, Хёбин с трудом успокоила тётю, настаивавшую на немедленной госпитализации. Пришлось дать ей три обещания. Во-первых, через десять дней она обязательно ляжет в больницу. Во-вторых, если ещё хоть раз за это время потеряет сознание, немедленно согласится на госпитализацию. И в-третьих, будет регулярно питаться.
Тётя, хоть и испытывала тревогу за Хёбин и не понимала, для чего той нужны эти десять дней, знала о смертельной опасности её болезни и не могла не выполнить искреннюю просьбу племянницы.
* * *
Выписавшись из больницы, Хёбин долго смотрела в зеркало. Она нанесла лёгкий, едва заметный макияж, выбрала самую опрятную и яркую повседневную одежду. Широкая улыбка оживила её лицо. Трудно было поверить, что ещё вчера Хёбин провела ночь в отделении неотложной помощи. Джуну был для неё словно ослепительный луч солнца — она расцветала от мысли, что этот парень прогуливается около её дома.
Хёбин хотела, чтобы Джуну продолжал заниматься тем, чем так восхищался, и решила положить конец его визитам к ней. Для этого нужно было нарушить привычный ход событий.
Хёбин решила подстроить их случайную встречу однажды вечером. Если она выйдет из дома, притворившись, что идёт в магазин, Джуну, вероятно, последует за ней. И когда музыка в наушниках зазвучит на приятной скорости, Хёбин обернётся. И тогда… Ей хотелось немного продлить это мгновение.
Она посмотрела в зеркало, глубоко вздохнула и успокоила дрожь в голосе. Затем широко раскрыла глаза и произнесла, как будто очень удивившись:
— О? Джуну, это ты?
Прозвучало неестественно. Хёбин попробовала ещё раз:
— О? Джуну!
Уже лучше. Хёбин продолжала тренироваться:
— Рада встрече. Что ты делаешь в этом районе?
Для большей естественности она широко улыбнулась и сложила руки вместе. Затем во второй раз, третий, четвёртый… До самой ночи она тренировалась перед зеркалом бесчисленное множество раз. Составив план и завершив приготовления, той ночью Хёбин наконец вышла за ворота, соединявшие их с Джуну, и ярко улыбнулась:
— Ого… Я так рада. Вот это совпадение!
11. Парень Хёбин
Местом для игры на пианино, конечно же, был выбран дом Хёбин. Джуну, вновь переступив его порог, ощутил необъяснимое волнение. Оригами Хёбин стали ещё более искусными, а у Пёси и Коти, похоже, всё, как всегда, было хорошо. Но больше всего Джуну поразило, что его фотография всё ещё стояла на столе вместе с семейными снимками Хёбин. Сердце его затрепетало.
— Ты её не выбросила.
— Это же подарок на день рождения, — ответила Хёбин, словно это ничего не значило.
А ведь она несколько часов раздумывала, спрятать это фото или нет.
— Всё-таки у тебя есть парень. Кстати, а где его фото?
Этого вопроса Хёбин тоже ожидала.
— Просто мне кажется, что он недостаточно хорошо получается даже на удачных фото. В жизни он выглядит гораздо круче.
Волнение покинуло Джуну. Вместо него появилось чувство, которое сложно было описать. Одно стало ясно: похвала Хёбин в адрес другого парня затронула в сердце Джуну какую-то скрытую струну.
— Фотографии не врут, — бросил он резко, но тут же пожалел.
Было бы естественнее сказать это с улыбкой, превратив в шутку, но его слова прозвучали слишком грубо и пренебрежительно, что на него непохоже. Как-то не круто. Но ещё более болезненным оказался ответ Хёбин:
— Думай как хочешь.
Её равнодушный тон заставил Джуну почувствовать, будто его мнение интересует её меньше всего на свете. Он осознал своё истинное положение. И неудивительно. Сейчас он был чем-то вроде предмета из кладовки, который достали лишь на время подготовки необычного сюрприза, а затем уберут обратно.
Хёбин, не догадываясь о его переживаниях, сообщила, что хочет как можно скорее отправить видео своему парню, поэтому нужно всё снять через неделю. Они будут вместе репетировать с десяти утра до пяти вечера, а во время съёмки нужно будет играть наизусть, поэтому Джуну придётся заниматься даже дома. График был таким же плотным, как несколько лет назад, когда Джуну заставлял Хёбин учиться.
Для исполнения выбрали «Вариацию Канона», которую Джуну играл, когда впервые оказался у неё дома. Хёбин сказала, что они оба знают эту мелодию, поэтому её будет легко выучить и сыграть без нот. Настоящая же причина была в том, что с этой музыкой были связаны воспоминания о Джуну, а времени для разучивания чего-то нового не осталось.
* * *
Хёбин сидела рядом с Джуну, словно