— Но зачем тебе понадобилось копаться в моем прошлом? — спросила Торна мать. — И Шеридан зачем-то интересуется, не замышлял ли что-то его отец перед смертью. Что вы все пытаетесь узнать?
— Обещаю, мама, мы все тебе расскажем, когда картина сложится. А тем временем с осторожностью подбирай людей для ближнего круга.
— Кому именно я не могу доверять, по вашему мнению?
— Леди Хорнсби. Тете Грея Коре. Другим женщинам, с которыми ты вместе выходила в свет.
— Перестань, — небрежно взмахнув рукой, сказала Лидия. — Ты слишком подозрителен. Ты готов подозревать и мать своей будущей жены?
— Готов, — сказал Торн. Хотя, если честно, леди Норли не была первой в списке.
— Советую не говорить об этом Оливии.
— Я не собирался…
— Прошу простить, но к вам с визитом майор Вулф, — объявил дворецкий.
— Я вас всюду искал, — без предисловий сообщил Вулф, обращаясь к Торну.
— Что? Вы не хотите поцеловать в щеку вашу тещу прежде, чем пускаться в дискуссии с моим сыном?
— Добрый день, герцогиня, — пробормотал Вулф и, наклонившись, поцеловал тещу в подставленную щеку. — Боюсь, мне придется увести от вас Торна. Я должен поговорить с вами наедине, — добавил Вулф, глядя Торну в глаза. — Насчет нашего друга Элиаса.
Торн сразу понял, что Вулф принес плохие вести.
Едва за ними закрылась дверь комнаты, как Вулф объявил:
— Элиас мертв.
— Что? Как он умер?
— От большой дозы мышьяка, — мрачно сообщил Вулф.
— Господи, — тихо сказал Торн. — Откуда вы знаете, что это мышьяк?
— Яд был в его еде и питье. Он не все съел, но крысы, что доели его порцию, тоже сдохли. Все они были найдены мертвыми утром. Коронер уверен, что его отравили мышьяком.
— Есть догадки, кто мог подсыпать в его еду мышьяк?
— Сказать сложно, тем более что в Ньюгейтской тюрьме еду и готовят и раздают сами заключенные. Народ там, скажу я тебе, довольно гадкий.
— Могло ли случиться так, что яд предназначался кому-то другому?
— Едва ли.
— Получается, кому-то очень важно, чтобы мы не узнали, кто стоит за отравлением отца Грея.
Вулф согласно кивнул.
— И чего нам теперь ждать? — спросил Торн.
— Ждать нам нельзя. Надо ехать к мисс Норли и предупредить ее об опасности.
Черт, Торн об этом не подумал. У этого преступника длинные руки. Добрался же он до Элиаса в Ньюгейте, дотянется и до Суррея. Торн знал, что если что-то случится с Оливией, он себя не простит. Надо было приказать своим вооруженным охранникам остаться с ней в Суррее!
— Гвин поведала, что мисс Норли уехала в Суррей, но куда именно, она не знает, — сказал Вулф.
— Мои слуги уже, должно быть, вернулись. Я велел им ехать в Лондон. Так что они покажут мне дорогу.
Он поедет в Суррей и расскажет ей, что случилось с Элиасом. И после этого сделает то, чего никогда не делал. Никогда он не умолял женщину простить его и вернуться к нему.
Гвин была права. Пытаться бороться со своими чувствами — все равно что пытаться повернуть стрелку компаса вспять. Оливия была ему нужна, не просто нужна — необходима.
И да, он любил Оливию. Она была его музой. Все, что он написал в ту ночь, было вдохновлено ею.
Он должен заставить ее понять то, что понял он — они созданы друг для друга. И он станет для нее тем мужем, которого она хочет. И больше он не будет от нее ничего скрывать, потому что с кем, если не с ней, он может быть самим собой?
Глава 18
Оливия металась по комнате так, как, должно быть, метался по роще олень, которого преследовал сейчас ее отец. Леди Норли была у пастора. Как только баронесса вернется, они отправятся в Лондон. Оливия должна была увидеться с Торном по целому ряду причин, и главная — решить вопрос об оставленном в его поместье лабораторном оборудовании и реактивах. Разумеется, об их примирении не могло идти и речи.
Зачем лгать самой себе? Ей хотелось выяснить отношения с ним.
При мысли о том, чтобы извиниться перед ним за то, что слишком резко отреагировала на открывшуюся ей связь между ею и персонажем пьесы, кровь Оливии вскипала и мыслить адекватно она не могла. Маман была права. Но Оливия была над собой не властна.
Оливия подошла к окну и выглянула в сад, который мачеха возделывала с такой любовью. Давно пора успокоиться и забыть. Но никак не получалось.
— Мисс, некий джентльмен, который называет себя герцогом Торнстоком, требует его впустить, — сообщил дворецкий, неодобрительно окинув взглядом растрепанную, в одной ночной рубашке под теплой шалью, Оливию. — Вы желаете его принять?
Сердце ее забилось в утроенном темпе. Неужели? Торн здесь?
— Да, — ответила Оливия и, увидев в глазах дворецкого недоумение, поспешила добавить: — Пусть ждет меня в саду. Я спущусь примерно через час.
К счастью, за час горничная Оливии успела ее и одеть, и причесать. Так что, спускаясь по лестнице, Оливия чувствовала себя вполне уверенно. Она знала, что выглядит именно так, как, по мнению маман, следует выглядеть леди. Безмятежно-спокойной. Он ни за что не должен догадаться о ее волнении и страхах.
— Ваша светлость? — окликнула его Оливия, успев вдоволь налюбоваться его точеным профилем, его прекрасной фигурой. Он смотрел на розы, был бледен и растерян, но от этого не менее красив. Если бы Оливии требовался повод, чтобы продолжать на него злиться, она могла бы злиться на него уже за то, что он так преступно, так предательски хорош собой.
— Вы здесь, — сказал он, словно не веря своим глазам.
— Как и вы. Зачем пожаловали?
— Сказать вам, что Элиас мертв.
Оливия растерялась.
— Мертв? Как это случилось?
— Его отравили. Предположительно, мышьяком.
Сердце ее упало.
— И вы приехали сюда, чтобы попросить меня провести тест, чтобы знать наверняка.
На этот раз растерялся Торн.
— О чем вы? Нет, вы не нужны. То есть, я хотел сказать, что тест не нужен. Дохлые крысы возле его еды — вполне достаточное доказательство, что он умер именно от отравления. Я приехал, чтобы сказать, что вы можете больше не бояться, что он на вас нападет. Или пошлет за вами того, кто его нанял.
— Я… я этого и не боялась, — сказала Оливия. — По крайней мере до тех пор, пока вы мне не сказали, что мне следует кого-то бояться.
— Вам не нужно бояться. К Элиасу никто не приходил, и никто не мог ему