Нина находилась в клинике пластической хирургии уже почти две недели. У нее взяли все необходимые анализы и даже уже назначили день операции. Сначала ей было все равно, состоится ли операция вообще. Конечно, для манекенщицы важна форма носа, и со шрамом на щеке не покрасуешься на обложке «Космопол итэн», но она ведь решила сменить специальность… А если так, не все ли равно, останется ли она красивой? Может быть, даже лучше, если ее внешность станет вполне заурядной. И все-таки она ждала этого дня — дня операции.
На пятый день пребывания в клинике Нина попросила у молоденькой медсестры Тонечки зеркало.
— Любопытно поглядеть на свою физиономию.
— Но вам нельзя снимать бинты, — опустила глаза Тонечка. — И вообще… Лучше, если вы посмотрите на себя после…
— Тоня, за кого ты меня принимаешь? — притворно рассердилась Нина. — Как это — нельзя снимать бинты? Ведь доктор каждый день делает мне перевязку, и ты при этом присутствуешь. Просто принеси завтра на перевязку зеркальце, и все. Про-блем-то.
— Знаете, и все-таки мне кажется, что лучше не стоит этого делать, — Тоня перебирала подол своего белоснежного, накрахмаленного халата, словно застенчивая малышка, — лишние стрессы вам ни к чему.
— Стрессы? Тоня, а что со мной? — Нина наконец заподозрила неладное. — Василий сказал, что нос сломан и на щеке шрам.
— В общем, это так… — замялась Тоня.
— Дай мне зеркало! — занервничала Нина. — Прямо сейчас! А то я сама с себя бинты посдираю. Тебе же за это и влетит.
— Хорошо-хорошо. — Испуганная медсестричка пулей вылетела из комнаты. Вернулась она через четверть часа. В ее руках не было обещанного зеркала. Зато Тоня протянула Нине небольшой бумажный прямоугольник.
— Зинаида Семеновна, ваш доктор, сказала, что зеркала не надо. Если вы хотите видеть себя, посмотрите этот снимок. Мы вас сфотографировали, как только привезли сюда.
Нина взглянула на фотографию и похолодела. На снимке было лицо крупным планом — если расплывшиеся черты посредине кровавого месива действительно можно было назвать лицом. На правой щеке, от виска к подбородку, змеился уродливый, распухший шрам, нос был повернут влево — словно у алкоголика с карикатуры в журнале «Крокодил», под глазами фиолетовые синяки. И это она, Нина Орлова, начинающая манекенщица и королева красоты?! Да, с такой физиономией не то что манекенщицей — и поломойкой работать не возьмут.
— Да вы не плачьте, — прошептала медсестра Тонечка. Нина заметила, что девушка старается не смотреть на фотографию. — Сделают вам операцию, опять красавицей станете. Еще лучше, чем были. Будете топ-моделью.
— Нет, лучше актрисой, — усмехнулась Нина, — по-моему, меня взяли бы в малобюджетный фильм ужасов на роль главного монстра. А что, не придется тратиться на гримера.
Теперь уже Нина ждала дня операции взволнованно и нетерпеливо, как когда-то конкурса красоты и поездки в Москву. Ей казалось, что время тянется бесконечно долго, она волновалась, что Вася Сохатый передумает и не заплатит за операцию — и тогда ей придется остаться с таким лицом на всю жизнь.
Вася навещал ее почти каждый день. Приносил нехитрые подарки — сладко пахнущие лилии, блестящий лак для ногтей, новенький детектив, апельсины, швейцарские шоколадные конфеты. Он смешил Нину, рассказывал анекдоты; стремясь вызвать ее улыбку, он решительно поднимал жалюзи, впуская в прохладную, полутемную палату тепло с улицы, яркий свет майского солнца.
— Ты не должна кукситься, — говорил он, — а то я не смогу тебя фотографировать.
— Какая разница? — удивлялась Нина. — Мне же сделают пластическую операцию, и я стану такой, как прежде. По крайней мере, так обещают врачи. Почему же ты не сможешь меня фотографировать?
— А как ты думаешь, почему так мало моделей среди тридцатилетних?
— Ну… им на пятки наступают юные конкурентки, и потом, у тридцатилетней женщины появляются некоторые возрастные изменения: морщинки вокруг глаз… Вон у моей соседки Таньки они уже есть, хотя ей всего двадцать пять. И потом, шея… Все уже не то.
— Но на фотографии-то этого не видно, — возражал Василий, — ни морщинок, ни прыщиков, особенно если правильно поставить свет. И в тридцать пять, и даже в сорок некоторые еще смотрятся девочками.
— Ну тогда почему же?
— Да потому, что у взрослой женщины нет такого блеска в глазах, как у пятнадцатилетки! У нее на лбу нарисована ее биография во всех мельчайших подробностях. Неудачные романы, аборты, ссоры, мелкие бытовые неприятности. Всем сразу станет понятно, что на фотографии взрослая женщина, а не юная, легкомысленная моделька.
— А я-то тут при чем? Мне-то и двадцати еще нет.
И вновь он ответил вопросом на вопрос:
— Нина, скажи, ты когда-нибудь видела по телевизору приюты для малолетних нарушителей? Или исправительные колонии для девочек?
— Видела, конечно, — удивилась она, — а что?
— А то, что эти девчонки выглядят гораздо старше своих лет. Малолетние проститутки, воровки, убийцы. Они столько пережили, что у них рано состарился взгляд. Ты же не хочешь стать такой? Не хочешь, чтобы твои глаза потухли?
— Нет, нет, конечно, нет, — испуганно согласилась она.
— Вот и умница. Ты сейчас слушаешь меня, как будто я твой школьный учитель. Я не вижу всего твоего лица, оно забинтовано, но глаза такие детские… Ты должна такой и остаться. Именно этим ты меня и привлекла.
— Я думала, ты считаешь, что у меня модный образ. Ты сам так сказал.
— Мало ли что я сказал, — махнул рукой Василий, — ты меня особенно не слушай! Мне понравилось, что ты выглядишь как взрослая женщина и при этом у тебя детское выражение лица. В модельном бизнесе это называется беби-фейс… Ну а типаж у тебя, если честно, совсем немодный. Во-первых, ты полновата, во-вторых, у тебя слишком круглые щеки, в-третьих, нос коротковат. Ну ничего, нос-то мы исправим. — Он оптимистично улыбнулся.
— Что значит — исправим? — насторожилась Нина. — Я думала, мне вернут мой прежний образ.
— Увы, это невозможно. Все равно будет немножко не так. И вообще, не лучше ли слегка подкорректировать природу?
Томительное предоперационное ожидание, душно-сладкий наркоз, многочасовое липкое забытье — ее маленькая смерть, — возвращение в ту же самую темную, прохладную палату, — все это было похоже на затянувшийся предутренний сон. Когда же день операции настал, Нинино волнение испарилось, как анапская медуза на горячем камне. Она шутила с медсестрами; не читая,