— Хорошенькое дельце, — пронеслось в моей голове, — спасибо, дорогой Григорий Ефимович, подыскал достойное место. И кто же меня там встретит и откроет все тайны? Проститутка на этих самых досках, застеленных грязной тканью? Бр-р.
Однако, ничего другого не оставалось, как, подняв воротник и надвинув шапку пониже, шагать в сторону этого рассадника разврата, внимательно поглядывая по сторонам, а иногда и назад, чтобы не проморгать внезапную погоню, если таковая вдруг образуется. Уверен, что полицейские в дом Распутиных начали ломиться не просто так. Скорее всего, во Дворце меня хватились, сообщили Столыпину, а тот, как человек умный и решительный, сразу начал поиски и быстро вычислил возможное направление моего движения по Петербургу.
Подойдя к конечному пункту своего маршрута, тому самому грязно-жёлтому трёхэтажному зданию, о котором я слышал от Добржинского пару лет назад, я не совсем уверенно трижды постучал во входную дверь. Сверху скрипнуло одно из окон, раздался приглушённый девичий смех, а потом на меня сверху вылили целое ведро помоев, явно ничего общего не имеющих с малиновым вареньем.
— Да чтоб вас там, — я уже злобно и сильно начал стучать по двери.
Внезапно дверь распахнулась. На пороге стояла мадам с непередаваемым макияжем на лице и какой-то жуткой мохнатой горжеткой на шее. В углу её губ дымилась папироска.
— Бонжур. Такая честь. Экий красавец-мужчина заглянул к нам на огонёк.
— Вы что, издеваетесь? Какой к чёрту красавиц после ваших помоев?
— О, это Зи-Зи, она обожает шутить с клиентами. Кстати, рекомендую — самая весёлая и чистая из моих девочек. Но, чур, никак не менее рубля за каждый час, она же всё-таки не беспаспортная «трущобница», а почти леди.
— Меня интересует не Зи-Зи, а кое-кто постарше.
— Развратник, — «бандерша» легонько ударила меня по голове непонятно откуда взявшимся веером, а потом схватила за грудки и затянула внутрь. Внутри помещения её тон резко изменился.
— Простите за помои, это было сделано, чтобы иметь хороший повод выглянуть в окно, да и не помои это, а несколько огрызков, плавающих в чистой воде. Мы давно ждём Вас!
— Мы? — я в ужасе представил общее собрание всех проституток, шумно расположившихся в зрительном зале и с нетерпением ожидающих моего появления на сцене.
— Пойдёмте за мной, времени практически не осталось, Вы и так соображали слишком долго.
Я поднялся за ней на третий этаж. На всём протяжении пути нам встретилась только одна почти голая девица, которую моя сопровождающая со смехом стукнула по самому мягкому месту тем же веером, который вновь из ниоткуда появился в её руках.
— Вам сюда, приятно было познакомиться, — нежно промурчала она мне в самое ухо, потом внезапно страстно облизала его горячим языком, хихикнула и растворилась в темноте коридора.
Я по старой привычке вежливо постучал в дверь, она распахнулась, и я чуть не лишился сознания.
— Входи, самозванец, входи, — приветствовал меня человек, открывший дверь. Я присмотрелся и ойкнул. Передо мной собственной персоной стоял никто иной, как Григорий Ефимович Распутин. В голове моей что-то щёлкнуло, закружилось, и я потерял сознание.
Глава 95
— Николай Ляксандрович, Николай Ляксандрович, очнись, — кто-то усиленно тряс меня за плечи.
Я с трудом открыл глаза и вновь увидел перед собой Григория Ефимовича Распутина собственной персоной.
— Экий ты хилый, господин самозванец, — с ехидцей в голосе произнёс он.
— Прости, Григорий Ефимович, не каждый день с покойниками общаюсь.
Распутин горько усмехнулся, потом секунд 10–15 потёр ладони и приложил их к моим вискам. Я испытал ощущение, словно тёплый морской ветер пронёсся по комнате, возвращая мне силы и возможность полноценно мыслить.
— Покойники не разговаривают, во всяком случае, редко и только со мной, — вновь усмехнулся Распутин. — Ты уже в курсе, что меня пытались отравить?
— Мне сообщил об этом Столыпин.
— Неужели сам отравитель и сообщил?
— Ты считаешь его отравителем?
— Ну, не сам он, конечно, зачем белые рученьки марать, для таких дел есть специально обученные люди.
— Это ужасно, но позволь, как тебе удалось выжить?
— Помнишь книжечку, которую наш истинный Николай Александрович прихватил из будущего? Я тоже очень внимательно с ней ознакомился. И как же мне не понравилась описанная в ней моя собственная кончина. Особенно меня заинтересовал момент отравления цианидом. Помнится, мы это ещё в Сараево с тобой обсуждали. Как я понял — есть три версии. Первая — яда было очень мало, вторая — исполнитель не решился начинить ядом пирожные, а третья — мол, я, Григорий Распутин, предполагал, что меня могут отравить и приучал свой организм к ядам, принимая их в мизерных дозах. Скажу прямо — третья версия наиболее близка к моему осторожному характеру. А потому, прочитав подобное, я стал потихоньку приучать свой организм, принимая ежедневно цианид и стрихнин в микроскопических дозах, постепенно их увеличивая. Жаль, конечно, времени мне оставили мало, не успел я полностью себя обезопасить, но и того, что сделал, хватило, чтобы худо-бедно выжить.
— Ты очень решительный человек, Григорий Ефимович.
— Не то слово, но сейчас не об этом. Лучше расскажу про тот ужасный вечер. Я ужинал в ресторане «Вилла Родэ», ну, тот, если помнишь, на берегу Чёрной речки, в компании добрых знакомых. Ничто не предвещало беды, пока я вдруг не почувствовал спазм мышц шеи. Потом судороги стали нарастать, а из моих уст начал вырываться неконтролируемый сардонический смех. Несложно было догадаться — чем меня отравили.
— То есть, ты по симптомам понял, что это бруцин?
— Какой бруцин?
— Столыпин сказал, что тебя отравили бруцином, полученным из рвотного ореха. Я успел полистать книгу о ядах, из которой узнал, что это вещество — близкий родственник стрихнина, только несколько более слабое по отравляющему действию.
— Так вот почему я выжил. А я подумал, что отравили меня, используя стрихнин. Все симптомы были на лицо. Не теряя ни минуты, я поймал извозчика и приказал ему на максимально возможной скорости отвезти меня домой. Признаки надвигающегося удушья усиливались с