Сердце забилось быстрее, и ночной влажный холод вдруг нашел путь под мою ветровку. Я поежилась. Во рту неприятно пересохло, я потянулась за бутылкой, но обнаружила, что забыла ее взять. Черт.
Всё это было крайне странно. Почему я всё еще не добралась до аллеи? Может быть, свернула не на ту дорожку? Но ведь прошло уже больше часа с тех пор, как я вышла из дома. Обычно за это время я легко объезжала весь парк, а тут не преодолела даже половины пути. В этом парке просто не было столько места, чтобы ехать так долго по одной дорожке! Но, может быть, всё-таки что-то пошло не так и это была особая, доселе мне неизвестная тропка, петлявшая по всему парку?
Я посмотрела вперед, в направлении света велофонаря. Стены деревьев с обеих сторон и утоптанная земляная дорожка, уходящая в темную даль. Оглянулась – то же самое, только в освещении красного фонарика было видно хуже. Постояв еще немного, я взялась за руль и развернула велосипед в обратную сторону. Если я смогла там заехать, смогу и выехать. Что может пойти не так?
Я поехала в обратную сторону, выжимая всё из себя и велосипеда. От страха мой слух обострился. Теперь я слышала, как шуршат спортивные штаны, как натужно скрипят педали, как шелестят по песку протекторы шин. Вот только других звуков не было. Я вслушивалась в ночь, надеясь уловить знакомое шебуршание в подлеске или хлопанье крыльев в кронах. Но ничего не услышала – даже ветер не шумел в листве. Я резко остановилась, колеса забуксовали по земле. Задержала дыхание, прислушалась. Тишина. Совершенная тишина, такая же кромешная, как тьма вокруг.
Вдруг откуда-то из глубины леса раздался громкий треск. Я подпрыгнула, с губ невольно сорвался вскрик. Треск был далеко, но в этой могильной тишине он звучал как раскат грома.
С усилием я сделала медленный вдох и такой же медленный выдох. Занесла ногу над педалью. И в этот момент, дважды моргнув, погас мой велофонарь. В слабом красном свете заднего фонаря я нашарила кнопку на пластиковом корпусе. Нажала. Слабо загорелся индикатор заряда и тут же погас. Батарея разрядилась.
На несколько мгновений я замерла. Мои глаза панически бегали, силясь рассмотреть хоть что-то в слабом свете заднего фонаря. Его красное сияние делало окружающий меня лес еще более зловещим. Мне казалось, что я вижу, как глубокие мрачные тени шевелятся подобно щупальцам огромного черного спрута. Лес будто пытался меня поглотить, сожрать, как осьминог, впивающийся в жертву присосками и тянущий в бесформенный кожистый рот… Я поежилась не то от этих мыслей, не то от всё усиливающегося холода. Мое дыхание паром, красным в свете габарита, прерывисто вырывалось изо рта.
Я поняла, что велосипед придется оставить здесь. Можно было бы перевесить фонарь, но слабый задний огонек, предназначенный лишь для привлечения внимания, едва ли помог бы. Я подумала, что вернусь за своим железным конем утром. И тут же меня начали терзать сомнения. Смогу ли я найти это место потом, если я даже не понимаю, как сюда попала?
Я прислонила велосипед к ближайшему дереву, оставив красный фонарик включенным – не знаю зачем, но мне страшно было выключить его и остаться в темноте. Дрожащими руками я вытащила из кармана телефон. Включила экран. Индикатор заряда показывал 85 % – я зарядила телефон перед выходом и сейчас была как никогда этому рада.
Включила фонарик. Яркий белый свет на мгновение ослепил меня, и я зажмурилась. Именно в это мгновение в лесу снова раздался треск. Я аж подпрыгнула и едва не выпустила из закоченевших пальцев телефон. Казалось, что треск звучал ближе, чем был раньше. Будто бы оно – чем бы оно ни было – шло ко мне.
Вцепившись в телефон обеими руками и направив луч света на дорожку, я двинулась вперед. Мне показалось, что что-то зашевелилось на границе моего поля зрения. Я резко повернулась туда всем корпусом, освещая эту часть леса, и не увидела ничего, кроме плотного частокола деревьев. Должно быть, показалось.
Я пошла дальше. Теперь мне уже постоянно казалось, что боковым зрением я замечаю среди деревьев какое-то движение. Словно длинные тени, отбрасываемые стволами в свете фонаря, приходили в движение сами по себе, тянулись ко мне со спины. От этого ощущения спина покрывалась мурашками, и я всё ускоряла и ускоряла шаг, насколько это было возможно в темноте.
Сердце бешено билось в груди, во рту совершенно пересохло. Мои руки крупно дрожали, и вовсе не от холода. Всё это было так пугающе неправильно. Растительность в этом лесопарке ведь никогда не была такой густой. А тропинка – такой узкой. Раньше весь парк я проезжала насквозь минут за двадцать, а теперь…
Я вновь посмотрела на часы на экране телефона. 00:00. Странно, ведь я же смотрела на часы, казалось, целую вечность назад, и они тоже показывали полночь. Я щелкнула кнопкой выключения экрана, чтобы он погас, и еще раз. На экране блокировки с изображением прекрасного белого пляжа с лазурной водой горели цифры. Четыре нуля. Полночь.
На мгновение я потеряла способность дышать. Воздух застрял в легких и не желал двигаться. Перед глазами всё поплыло, и я чуть не упала. Лишь огромным усилием воли мне удалось сделать медленный выдох и такой же вдох. В фильмах, когда у кого-то из героев случалась паническая атака, это помогало.
Всё происходящее казалось нереальным. Эта темнота без намека на городские огни, незнакомый лес вместо привычного парка, застывшие цифры на часах. Но что-то внутри меня, на самом глубинном, животном уровне, кричало, что это действительно происходит. Что это не кошмарный сон и не галлюцинация, а самая настоящая реальность.
Я затравленно огляделась, безумно водя фонариком телефона по сторонам. В окружающем пейзаже ничего не изменилось: только темный-темный лес с тенями, которые будто шевелились, и узкая тропинка, уходящая в темноту. Мне показалось, что она стала еще у́же, чем была. Еще немного – и я едва ли смогу протиснуться между деревьями.
Но всё же я взяла себя в руки и, с трудом переставляя плохо слушающиеся ватные ноги, пошла вперед. А что мне еще оставалось?
Я не знала, сколько я прошла, когда это произошло снова. Часы всё так же показывали полночь, а заряд батареи опустился до 55 %. Мне казалось, что прошла целая вечность. Ноги ныли от долгой ходьбы, а пальцы совсем окоченели, и я уже не