— Прекрасно, — кивнул он, и уголок его рта дрогнул. — А как насчет… специфических запахов в доме? Допустим, старость, сырость, шерсть… — он сделал паузу, давая мне прочувствовать абсурдность вопроса.
Я едва не фыркнул.
— Если с этим можно бороться с помощью тряпки, швабры и хорошего моющего средства, проблем не вижу. Запахи боятся чистоты не меньше, чем нечисть — здравого смысла.
Маргарита Павловна, не отрываясь от вязания какого-то невообразимо пестрого носка, спросила мягко, но как-то очень уж цепко:
— А детей любите, Геннадий Аркадьевич? У нас внучка подрастает, Маруся. Характер… своеобразный. Сказывается домашнее воспитание.
— С собственной дочерью у меня, несмотря на расстояние, полное взаимопонимание, — ответил я, почувствовав легкий укол где-то в районе сердца. — Считаю, что детям нужны четкость, дисциплина и понимание границ. И любовь, разумеется, — добавил я, заметив ее взгляд. — Без этого никак.
Они переглянулись. Молча. И в этой тишине будто что-то решилось. И тогда Владимир Сергеевич назвал сумму. Цифру, от которой у меня внутри на секунду все перевернулось. Это была не просто зарплата. Это был билет на спокойную жизнь. Цифра, которая разом закрывала все мои ежемесячные траты, долги и даже позволяла откладывать на будущее Кати.
— Обязанности, в целом, просты, — подвел итог Владимир Сергеевич. — Поддерживать порядок в доме, следить за поставками продуктов, выполнять мелкие поручения и… сохранять в тайне все, что вы здесь увидите и услышите. Наша семейная жизнь — не предмет для обсуждений.
— Конфиденциальность — это не условие трудоустройства, сэр, — ответил я, чувствуя, как на лице появляется что-то вроде улыбки. — Это основа моей прежней профессии. Привычка.
Мы договорились, что приступаю завтра. Место жительства — здесь, в особняке, в отдельной комнате для персонала, с возможностью иногда заезжать домой, к своим четырем стенам и виду на светофор.
Выходя из кабинета, я поймал на себе взгляд Маргариты Павловны — пронзительный, испытующий и будто что-то взвешивающий, словно она покупала не услуги, а меня целиком.
— До завтра, Геннадий Аркадьевич, — сказала она. — Не опаздывайте.
Выйдя из особняка, я заметил в палисаднике девочку. Она играла с небольшим, коренастым псом неопределенной породы, но как-то странно — не бегала и не смеялась, а стояла неподвижно, уставившись на него. Пес сидел перед ней как вкопанный, лишь изредка повизгивая и напряженно подрагивая хвостом. Похоже, та самая внучка.
На вид — лет десяти, очень бледная, будто редко бывает на солнце или болеет чем. Серьезная не по годам. В дедушку, видимо, пошла. Ее темные, слишком большие для худенького лица глаза скользнули по мне, и на секунде мне показалось, что в их глубине мелькнуло что-то.
«Своеобразная» — это было мягко сказано. От ее спокойного, изучающего взгляда по спине побежали мурашки. Давно я такого не ощущал. Странное чувство.
Я уже хотел развернуться и идти к метро, как окликнул меня сиплый голос сбоку:
— Эй, новенький!
Я обернулся. Из-за кованого забора, отделявшего владение Кудеяровых от соседнего такого же старого особняка, на меня смотрел худой, как жердь, мужчина в засаленном халате. Лицо у него было осунувшееся, нездоровое, а глаза бегали по сторонам с какой-то лихорадочной тревогой.
— Вы к ним? — он кивком показал на дом Кудеяровых.
— Устраиваюсь на работу, — коротко ответил я, не видя смысла скрывать.
— Ага… Работа… — он ехидно усмехнулся, и звук этот был похож на сухое потрескивание. — Смотри у меня. У них последний сбежал как ошпаренный.
— А из-за чего, не знаете? — поинтересовался я из вежливости, хотя уже хотел поскорее закончить этот разговор.
— Сами скоро узнаете! — сосед таинственно понизил голос, хотя вокруг, кроме меня, девочки и пса, никого не было. — Когда в подвале что-то заскребется. Или статуи начнут двигаться. Они, — он снова кивнул на особняк, — говорят, усталость или ветер. А я им верю? Нет, не верю!
Он выдержал паузу, ожидая, видимо, моей реакции. Я молчал.
— И символы эти… видишь? — он ткнул пальцем в кованые элементы на общем с соседями заборе.
Я присмотрелся. Среди стандартных завитушек и листьев были вплетены странные знаки, напоминавшие то ли переплетенных змей, толи стилизованные молнии. Выглядело как дизайнерский изыск, не более того.
— Похоже на художественную ковку, — пожал я плечами.
— Художественную! — фыркнул сосед. — Это они от сглаза! Или чтобы не вылезало то, что должно сидеть внутри! У меня кот прошлой осенью сбежал — так я теперь думаю, не к ним ли он в палисадник подался, да там его и прибрали… для их дел.
В этот момент дверь особняка приоткрылась, и на пороге появился Степан, тот самый коренастый бородач. Он молча, исподлобья посмотрел на моего собеседника. Тот мгновенно смолк, пробормотал что-то невнятное про полив георгинов и юркнул обратно за свой забор, словно его и не было.
Степан перевел на меня свой невозмутимый взгляд.
— Алексей Петрович, — глухо произнес он, видимо, имея в виду соседа. — У него с головой не в порядке. Докучает всем новым. Не обращайте внимания.
Я кивнул. «У богатых свои причуды, а у их соседей — свои», — мелькнула у меня мысль. Солдатское дело — выполнять приказ, а не в чужие дела вникать.
Я вдохнул полной грудью прохладный воздух, пахнувший осенней Москвой. В голове, отбросив всю шелуху сомнений и странностей, вертелась одна простая мысль: "Ну вот, Гена, попытка, похоже, оказалась далеко не пыткой. А весьма и весьма заманчивым предложением." И от этого становилось одновременно и спокойно, и как-то тревожно. Слишком уж все гладко. Но о тревогах я предпочитал думать завтра…
Глава 2
На следующий день я собрал свои пожитки в один прочный армейский вещмешок и чемодан. «Поместье» — это слово, пожалуй, лучше всего описывало владение Кудеяровых. Прибыл, как и положено, за пятнадцать минут.
Степан, молчаливый и невысокий, встретил меня у двери тем же кивком, что и вчера, и проводил на второй этаж, в комнату для персонала. Небольшое, но уютное помещение с окном во внутренний двор. Все чинно, чисто, пахнет свежей краской и старым деревом. Я по-солдатски быстро разложил вещи, переоделся в предложенную униформу: темно-синие брюки, голубую рубашку и пиджак. К бабочке, надо сказать, никогда не питал нежных чувств, предпочитая солидные галстуки. Но раз уж таков дресс-код — спорить не стану. В зеркале отразился строгий, собранный мужчина. Выглядел… сносно. Как потертый джентльмен, сошедший со страницы чужой биографии.
Спустился вниз, получив от Степана плотный лист с обязанностями. Первая задача