Она остановилась под сливой, запрокинула голову. Пахло душисто, прело и сладко. Небо между ветвями наливалось цветом и обращалось в свежую утреннюю синь.
Всё закончилось так, как должно было, сказала себе Ольжана.
Прета адерер эт. У колдовства есть цена, и у каждого действия – тоже.
У расправы над одарённым учеником. У создания чудовища. У выданной тайны.
«Юрген поддался этой жажде мести, и ты его не остановила. Может, не смогла, а может, не захотела». Я устала, возразила Ольжана самой себе, – «и не желаю прятать вещь, способную разрушить мою жизнь».
Или то, что от неё осталось.
Она сорвала с ветки сливу. Тугой плод лопнул, оросил её пальцы липким лиловым соком.
«У меня тоже не получилось не запачкать руки».
В таком случае, нечего и оправдываться.
Она постелила покрывало, села под сливу. В Стоегосте были тёплые осени, но от земли веяло ночной сыростью. Задумалась: похоронят ли Лале как полагается, на погосте, или сожгут чародейским огнём, чтобы просто развеять пепел? Канет ли его душа в небытие, как верил он сам, или отправится к предкам, как верили борожцы? И что же он станет делать, если правда очутится, бестелесный, за рекой Кишной, где когда-то родился? Его уже ничего не связывает с теми местами.
А может, вместо этого он отправится в заморские дали, которые любил, и будет ходить призраком между оливковых рощ и старых храмов. Ольжане даже стало спокойно от этой мысли: да, так правильно. Лучше оливы, чем берега Кишны, – Лале был бы там счастливее, живой или мёртвый. И может, кто-то увидит его, бродящего в библиотеках или на монастырских дворах ночами, когда гроза накрывает восточный город, – и станут придумывать о нём истории одна удивительнее другой.
«Ну, – заметила Ольжана, – если его душа доберётся до Хал-Азара, то сможет добраться и до меня». И тут же заключила: нестрашно. Если она перестала бояться его чудовища, то и призрака не испугается.
Ей даже стало смешно от этой сказочности – не то чтобы она правда верила, что души людей ходят по земле после смерти. Но сейчас, пока она сидела под сливой и смотрела на загорающееся небо, ей нравилось представлять: если однажды её и настигнет призрак Лале, то он будет выглядеть не как тень, не как умертвие и не как колдун из Тержвице, – а как трогательный башильер, развеселивший её очередной историей бесконечным ранним утром, который они опять проведут в дороге.
Ольжана стряхнула с рук сливовый сок.
Может быть, она многого лишилась за это время, – покоя, косы, тёплых отношений с другими чародеями, – но чего никто у неё не отнимет, так это воспоминаний. Она спрячет их в вымышленную шкатулку, как за морями дахмарзу прячут кусок души в лампу или заговорённый кинжал, и будет заглядывать туда, чтобы подчерпнуть из них силы. В этих воспоминаниях она навсегда останется молодой и влюблённой, и там всегда будут лето и солнце, скрип кибитки, цветущие поля и надежда, что всё закончится хорошо.
7
Чародей в башне
Зубцы гор во тьме – как наросты на хребте огромного дракона, спящего в Кубретской долине. Они высились спереди, справа и слева, насколько хватало взгляда, а вот за спиной плескалось море. Даже казалось, что это – конец земли: горы уступали воде, и дальше за горизонтом простиралась только пустота.
Нет, напомнил себе Юрген. Какая же там пустота? На том берегу – Иофат.
Волны гневно шипели на берег. Чтобы приблизиться к башне, пришлось подойти со стороны моря, – через ущелья Юрген бы не перебрался. Грацек постарался найти самую одинокую, самую печальную башню из всех возможных. Затерянная среди скал, она вспарывала ночное небо и напоминала покинутый сторожевой пост. Что здесь случилось, полюбопытствовал Юрген? Кто её построил и зачем оставил? Явно ведь не для того, чтобы использовать как чародейскую тюрьму.
Ветер почти сносил его с ног. Пахло солью и водорослями, но больше – ничем. Юрген взбежал по каменистому берегу, такому крутому, что пришлось помогать себе руками, и забрался на ближайшую скалу.
Теперь он подошёл к башне вплотную, глянул на неё снизу вверх. Вход был не здесь, а со стороны гор, но Юрген и не подумал о нём. Он уже знал Грацека достаточно хорошо и предположил: тот наверняка оставил там големов. А Юргену так не хотелось, чтобы ему помешали.
Но если понадобится… О, если понадобится, Юрген сразится и с големами, что ж теперь? За время пути его раны окончательно зажили.
Можно и новые получить.
Он прислушался. Поразился, какая вокруг тишина, – точно вся округа вымерла. Да, мерно накатывали волны, шевелилась травяная поросль под ногами, но как же это отличалось от ночного леса! Там-то чувствовалось, что вокруг постоянно кто-то есть: птицы, звери, букашки, чудовища… А здесь – ни души.
Но оно и к лучшему.
Юрген всё же захотел убедиться, что его не увидят: мало ли, вдруг Драга Ложа оставила и какого-нибудь ученика? Может, на камнях свернулась змея или в расщелине спряталась маленькая птица из Кажимериного клина – тот, кого Юрген и сам не заметит. Поэтому он повёл рукой, и над водой стянулся туман.
Двинулся к нему с моря. Заклубился между скал и взбился, как пуховое облако. Через несколько мгновений туман поглотил всю башню целиком, и теперь белая дымчатая бахрома колыхалась у окна, вырубленного под крышей. Юрген приценился: проём широкий. Не какая-то жалкая бойница.
Он вытянул из тумана тяж, обернул его вокруг своего пояса. Заворожил ползучие травы на башне: те зазмеились между камней, уплотнились и закрутились в верёвку. Тоже притянулись к нему, оплели его руку и туловище. Юрген перехватил получившуюся бечёву и подёргал, проверяя, крепка ли.
Тяжело вздохнул.
Теперь Юрген заклял воздух. А потом разбежался и подтолкнул себя воздушным потоком, принялся быстро карабкаться по верёвке. Туман вокруг него сбился так плотно, что ощущался, как подушка. «Даже если я сорвусь, – думал Юрген, – по крайней мере не разобьюсь насмерть».
Юрген зацепился за выступ башни, подтянулся. Перекинул ногу через окно. Тут же увидел, что под скатом крыши сидела чёрная птица, – и он решил было, что это кто-то от Кажимеры или Грацека. Однако птица полетела прочь, и Юрген понял: галка.
Не знаю, зачем это тебе нужно, Кетева, сказал он мысленно. «Но отцу пока ничего не говори».
Он перекинул и вторую ногу, однако остался сидеть на окне. Быстро огляделся: големов здесь не было. Значит, все внизу… Так, Юрген успокоился и начал осматриваться более внимательно.
Под