– Насколько мне известно, – сухо изрекла она через некоторое время, – Рим преображал по большей части Бернини. А если ты имеешь в виду какого-то мастера, который построил там пару соборов, так можно назвать кучу таких, и я не знаю, кого ты имеешь в виду! – с вызовом сказала она.
Я был поражен. Мои более образованные ввиду возраста знакомые вряд ли смогли бы мне ответить на этот вопрос.
– Brava, – искренне сказал я. – Вот скульптуры Лоренцо Бернини, – показал я на статуи в Капелле дель Вото, в который раз засмотревшись на них. Как эти скульпторы высекают из холодного бездушного камня такие живые эмоциональные лица и такие воздушные прозрачные складки? Я, к сожалению, никогда не смогу понять это…
– А этот пюпитр? – нарушила мои размышления Клио, показав еще на один шедевр сиенского Дуомо. – Ведь сюда ломится толпа туристов, чтобы взглянуть и на него тоже!
– Да, это работа Николо Пизано и учеников из его мастерской. Они создавали эту красоту в середине XIII века.
– Как я понимаю, он каменный? Издалека я подумала, что золотой…
– Колонны сделаны из гранита, порфира и зеленого мрамора…
– Ах, подожди, я вспомнила, чем он известен! – прервала меня Клио. – Пизано здесь изобразил 7 сцен на тему Страшного Суда и жизни Спасителя человечества! И ему удалось отразить очень живо драматические эмоции на лицах персонажей этих сцен! – воскликнула она. На лице была написана искренняя радость, но когда она посмотрел на меня, лицо ее окрасилось оттенками легкого торжества. Видимо, мне не удалось скрыть моего восхищения ее познаниями в области искусства. Я, правда, не ожидал такого от столь молодой ветреной особы.
– Неплохо нынче в школах учат…
– Причем тут школа?! – гневно сказала Клио. – Искусству меня обучили мои родители!
Я почти испытал гордость за Флавио с Кьярой. Они вырастили достойное поколение. Клио с ее братом неимоверно повезло…
– Тогда посмотрим еще на одно любопытное местечко. Библиотека Пикколомини.
– Библиотека? В соборе? – забыла Клио о своей вспышке.
Я мягко взял ее под локоть и повел к боковой двери. Перешагнув порог, мы оказались в зале, покрытом сочнейшими фресками с глубокой перспективой. Это буйство красок при первом взгляде лишает дара речи, а в перспективе изображенных сцен, кажется, можно затеряться, как в сказочных садах и дворцах, бесконечно разглядывая тонко проработанные мельчайшие детали.
– Но… Чьи это работы? – прошептала Клио. Она была поражена. Хотя иначе и быть не могло. Этот зал не мог оставить равнодушным даже тех, кто не особо интересовался живописью, а у Клио все-таки была душа, чувствительная к искусству. И эта черта покоряла меня неимоверно.
– Это фрески Пинтуриккьо. И говорят, что основой им послужили наброски Рафаэля…
– Вот это да…
– Все они рассказывают о жизни выдающегося сиенца, кардинала Энеа Сильвио Пикколомини (он же Пио II), а на потолке изображены мифологические персонажи.
Клио задрала голову вверх, слегка приоткрыв рот. И я, как полный дурак, смотрел на нее, а не на живописный потолок. Я не мог отвести взгляд от ее восторженного лица. И испытал невыносимое желание прильнуть к ее губам. О чем я думаю, porca miseria?! Я энергично мотнул головой, пытаясь вытряхнуть из нее непристойные мысли, и уставился на фреску, висящую прямо передо мной. Впрочем, не видя ее.
– Ou! Ты меня слышишь? – насмешливо смотрели на меня ее огромные синие глаза. – Чем он так знаменит?
– Кто?
– Пикколомини, вестимо. То, что Пинтуриккьо был художником, – очевидно, – усмехнулась она.
– То, что Пикколомини заложил библиотеку – тоже очевидно, нет? – насмешливо ответил я, и она снова метнула на меня гневную молнию. Но, не дав ей разразиться громом, я невинно улыбнулся и поспешно добавил: – Он решил создать библиотеку с коллекцией ценных книг и рукописей, собранных им и представленных здесь, – показал я на витрины, под стеклами которых лежали огромные древние рукописные тома. – После его племянник, кардинал Франческо Пикколомини Тодескини, ставший впоследствии папой Пием III, пригласил Пинтуриккьо расписать эту библиотеку.
– О, а это же три грации! – вдруг удивленно сказала Клио, указав на статую. – Оригинал? – неуверенно спросила она.
– Нет, римская копия, – улыбнулся я.
Мы еще долго не могли уйти из этой библиотеки, несмотря на то, что это всего лишь один маленький зал. Но зато с какими фресками! А потом мы еще порядка получаса бродили по собору, и я рассказывал Клио о других шедеврах искусства. Когда мы осмотрели собор, в животе моем подал голос волчий голод, и я даже передумал говорить Клио, что можно взобраться на башню и взглянуть на Сиену с высоты птичьего полета. Или хотя бы попасть на верхние галереи и через, так называемую, «Дверь в Небо» выйти на крышу Дуомо. Дверь эту называют так потому, что лестница за ней словно ведет в небо, подобно той, что явилась во сне Иакову: она упиралась своей вершиной в небо, а по ней спускались и поднимались ангелы по поручению Бога.
Я увлек Клио из прохлады собора под палящее солнце. Едва мы вышли на улицу, как она зажмурилась от яркого света, а потом изрекла:
– Надеюсь, ты не собираешься уморить себя голодом?
– Это предложение вместе пообедать? – поднял я вопросительно бровь.
– Ну, если мужчина не проявляет инициативу, женщине приходится все брать в свои руки, – игриво улыбаясь, сказала она.
– Главное, не переусердствуй.
– В каком смысле? – вытянулось ее лицо.
– Мужчинам нравится женская инициатива, но не тотальная.
Глава 8
МАТТЕО
Мы вышли из ресторана и лениво направились по узенькой улочке, прожаренной жарким солнцем. Улица была совершенно безлюдной в этот час сиесты. Только у одной закрытой двери сидела маленькая девочка, уткнувшись лицом в колени. Плечи ее подрагивали. Я присел на корточки и легонько прикоснулся к ее руке.
– Ou, tesoro30, – тихо сказал я, чтобы не испугать ребенка.
Девочка подняла свою светлую головку и уставилась на меня своими огромными заплаканными глазами.
– Что случилось, bella31? – спросил я, а она снова заплакала. Не получив ответа, я осторожно провел рукой по ее волосам. – Почему ты плачешь? – Тут мне пришло в голову, что она, возможно, не говорит по-итальянски. – Parli l’italiano32? – уточнил я.
Она утвердительно кивнула, и я облегченно вздохнул.
– Почему же ты плачешь?
– Я потерялась, – всхлипнув, сказала она.
– Как ты умудрилась? – улыбнулся я, внимательно ее разглядывая. На вид ей было года четыре.
– Я решила поиграть в прятки с родителями и заблудилась.
– Где же ты решила спрятаться? – спросил я, садясь на ступеньки рядом с ней.
– За колонной.
– За колонной? Но здесь нет колонн, – раздался голос Клио, которая присела рядом на корточки.
– Я не знаю, за какой колонной. Когда они долго не находили меня, я пошла их искать, но не нашла того ресторана, где они обедали, – заплакала она снова.
– Ладно, не плачь, – обнял я ее за плечи. – Если родители не нашли тебя, значит, теперь наша очередь их искать. Наверное, они уже ждут тебя дома. Где ты живешь? Ты знаешь название улицы?
– В Лоди.
Porca miseria!
– Где это? – шепотом спросила меня Клио.
– Где-то в районе Милана, – ответил я ей также шепотом. – Значит, вы здесь в отпуске? – спросил я малышку.
– Да. Завтра утром они уедут… без меня… – заревела девочка.
– Как это они уедут без тебя, если мы их найдем? – постарался я придать своему голосу не оставляющую сомнений уверенность. – Сейчас мы возьмем много листочков, напишем на них объявления и расклеим по всей Сиене. Твои родители обязательно прочитают и придут за тобой, ок?
Она кивнула и улыбнулась сквозь слезы, а потом неожиданно бросилась ко мне на шею и прошептала.
– Ты хороший.
Я обнял малышку, смущенно пряча улыбку.
– Я Маттео, а ты?
– Николетта.
– Красивое имя. А это Клио, – показал я на свою ученицу.
– Твоя невеста? – вызвал новую вибрационную волну внутри меня ее вопрос. И почему, cavolo, все так думают?!
– Нет. Это моя ученица… и подруга, – ответил я, заметив молнию во взгляде Клио.
– Ты учитель? – удивленно распахнула глазенки Николетта.
– Да. Учу людей кататься на лошадях. Ты любишь лошадей? – спросил я, поднимаясь вместе с ней. Некогда было терять время за пространными разговорами.
– Кататься на лошадях?! Я так хочу кататься на лошадях! Научи меня!
– Обязательно. Приходи ко мне в школу, и я тебя научу, – улыбнулся я, понимая, что бессмысленно рассказывать ей о расстоянии, нас разделяющем. «Уж она точно не станет ездить ко мне на обучение», – с улыбкой подумал я.