На первом занятии мы покатались всего минут 20, что ее явно разочаровало, зато очень вдохновило меня: щеки ее заливал румянец, а в глазах горел огонь увлеченности. Раньше я не понимал, зачем она пришла в нашу школу. Теперь я увидел ее заинтересованность.
– У тебя же свободный день сегодня? Покажешь мне Сиену? – сказала она непринужденно, но в голосе звучали настойчивые нотки.
Я пристально посмотрел на нее. Ее смелость ошеломила меня настолько, что я буквально открыл рот от изумления. Наше первое занятие – и она приглашает меня на свидание!
– Хм, – усмехнулся я. – Свободный от тренировки день – это день, свободный от всего? – решил я поиграть с ее смелостью.
– Разве у тебя не выходной?
– Выходной. Но я не провожу выходные в праздном безделье…
– То есть ты не хочешь со мной погулять? – обиженно сказала она, покраснев. – Ну и… Хорошего дня! – бросила она, злостно сдвинув брови и порывисто хватая свой рюкзачок.
– Между прочим, я не говорил, что не хочу. Ты это решила за меня и обиделась, – сказал я спокойно, сдерживая смех.
Клио остановилась и, гневно сверкая глазами, взглянула на меня, не находя возражений.
– Что ты хочешь посмотреть в Сиене? – спросил я.
– Только не надо делать мне одолжений! – сквозь зубы процедила она.
– Я их и не делаю, – пожал я плечами. – Ты хочешь посмотреть Сиену, я предлагаю тебе ее показать. При чем тут одолжение?
– Покажи Дуомо, – пробурчала она, все еще сердито глядя на меня.
– Неужели ты интересуешься искусством? – искренне удивился я. Я уже завел лошадей в стойло, и теперь мне нужно было только переодеться.
– Почему тебя это так удивляет?
– Современная молодежь не сильно интересуется искусством, – скептически заметил я.
– Интерес к искусству не зависит от возраста, а зависит от интеллекта и увлечений.
Я задумчиво кивнул, по достоинству оценив мудрость ее мыслей. Иногда она совсем не была похожа на 17-летнюю.
– Чем же вызван твой интерес к искусству?
– Мой папа – великий почитатель искусства Возрождения, а вместе с мамой они в принципе увлекаются изучением культуры разных стран, у них даже есть свой электронный туристический журнал.
– Интересно, – приподнял я брови, вновь приятно удивившись. – Дашь ссылочку?
– Разумеется. Если ты мне дашь номер своего телефона.
Я не хотел этого, но это было неизбежным. Логично, чтобы у тренера и учеников были номера телефонов друг друга.
– Конечно, – кивнул я. – Я переоденусь и вернусь, подожди меня здесь. Потом обменяемся телефонами.
И вот мы вышли на Пьяцца дель Дуомо к самому основному культовому месту Сиены. Несмотря на то, что я любуюсь на этот собор уже лет тридцать, он все равно восхищает и поражает меня, будто я вижу его впервые. Собор был начат еще в 1284 году в романском стиле, а со временем приобрел элементы готики. Теперь можно долго стоять под палящим солнцем, задрав голову вверх, и созерцать эти самые многочисленные готические элементы и персонажи на фасаде – творение рук Джованни Пизано. Среди них пророки, философы, апостолы, химеры, горгульи… Правда, почти все они являются копиями, а оригиналы находятся в Музее искусства Дуомо.
Но в данный момент я разглядывал не собор, а Клио, и меня поражало выражение ее глаз. Она почему-то смотрела на Дуомо, будто видела его впервые и не могла отвести от него взгляд.
– Ты никогда не была внутри?
– А?.. Нет, – мотнула она головой. – Не хочешь стать моим экскурсоводом? – с вызовом глядя на меня, спросила Клио.
Я изучающе посмотрел на нее. Почему-то в тот момент мне захотелось стать много кем для нее. Я тряхнул головой, чтобы изгнать оттуда нелепые мысли.
– Пожалуй, экскурсоводом я еще ни разу не был, – усмехнулся я. – Но попробовать не против.
– Будем стоять такую длинную очередь или тебя везде и так пускают?
– Полагаешь, лучшие инструкторы Италии приравниваются к Папе римскому? – с любопытством посмотрел я на нее.
– Полагаю, победителя Палио везде пропускают.
– Я тебя разочарую: победители Палио – это не победители Чемпионата Мира по футболу, и далеко не все знают их в лицо.
– Я и победителей Чемпионата Мира по футболу в лицо не знаю, – пожала она плечами. – Мне тогда 6 лет было28.
Porca miseria! Почему мой мозг все время впадает в беспамятство?!
– Маттео, объясни мне одну вещь, которую я никогда не могла понять. Как капитолийская волчица связана с Сиеной? Почему даже здесь стоит колонна с этой волчицей, которая вскармливает Ромула и Рема?
– Потому что Сиену основали два сына Рема – Сенио и Аскьо. И они однажды украли статую волчицы из Рима и привезли ее сюда, – просто ответил я.
Клио одарила меня пронзительным взором, словно пытаясь понять, правду ли я говорю или издеваюсь над ней. Наверное, мой взгляд излучал саму невинность, потому что он не зажег в глазах Клио гневной искры.
Преодолев длинную очередь, мы протянули два билетика контроллеру на входе в Дуомо. Резкий переход с палящего полуденного солнца в полутемную прохладу собора заставил нас приостановиться и позволить глазам адаптироваться к слабому свету. Я устремил взгляд на синий, словно ночное звездное небо, свод, поддерживаемый черно-белыми колоннами, которые кажутся легкими и воздушными за счет своей полосатости. А потом перевел взгляд на Клио. Глаза ее были широко распахнуты, и в них отражался собор, а губы были полуоткрыты, и казалось, будто с них сейчас сорвется восхищенное…
– Mamma mia, fichissimo29… – прошептала она.
Я улыбнулся. Это сленговое определение звучало немного… неуважительно что ли… Но неподдельное восхищение на лице нивелировало эту неуважительность.
– Но кто все эти люди? – спросила она, указывая на многочисленные бюсты, тянущиеся по верху карниза. – И сколько их?
– 172 папских бюста.
– Всего было 172 папы?
– Нет. Только пап итальянского происхождения было 213 за всю историю… – снисходительно ответил я.
– А почему тогда здесь 172?
– Остальные не поместились, – усмехнулся я.
– Почему ты все время надо мной подшучиваешь?! – метнула она на меня гневные молнии.
– Сама посмотри и подумай, куда их поместить? И потом, на тот момент, когда оформляли бюстами эту церковь, их было именно 172, – спокойно возразил я.
Клио презрительно скривила губы и устремила взгляд на бюсты.
– Спустись с небес на землю, и я покажу тебе еще одно изображение волчицы, – сказал я ей, пряча улыбку.
– Я и не витаю ни в каких облаках! – сердито бросила она.
– В облаках – нет, а под синими сводами среди золотых звезд и папских бюстов – да. Опусти глаза вниз, – поспешно добавил я, видя, как распаляется во взгляде гневный огонек.
Клио посмотрела вниз. Видимо, чисто из любопытства. И замерла, сразу забыв, что страшно злится за то, что я и не думал делать в ее отношении.
– Это рисунки по мрамору что ли? – не поднимая на меня удивленных глаз, спросила Клио.
– Это мраморная полихромная живопись, которая выполнена особой техникой – смесью мозаики, пластики и резьбы по мрамору. Самые ранние сделаны путем выдалбливания небольших дырочек в мраморе, которые потом заполняли битумом или минеральной смолой. В более поздний период рисунки делали инкрустированием белого, зеленого, красного и голубого мрамора. По размерам и исполнению это единственный и уникальный шедевр в мире. Над его созданием на протяжении двух веков трудилось порядка 40 мастеров. И должен тебе сказать, что ты счастливица, потому что большую часть года мозаика в целях ее сохранения остается закрыта. Ее открывают только на 6—10 недель в году. Как видишь, в центре знаменитая волчица.
– А остальные изображения?
– Это различные библейские и исторические персонажи. Вон там даже Сократ есть, – показал я на изображение древнего мудреца.
– А имена мастеров неизвестны?
– Нет, – мотнул я отрицательно головой.
– Жаль… Я думала тут есть работы каких-нибудь известных мастеров.
– Типа?
– Не знаю, – пожала Клио плечами. – Рафаэль, Да Винчи, Микеланджело…
– Тебе мало их во Флоренции? – усмехнулся я. – Пойдем со мной, – потянул я ее за руку. Остановившись у алтаря Пикколомини, я показал ей на две статуи – Сан Пьетро и Сан Пио. – Это творения молодого Микеланджело.
– Ох, неужели? – удивилась Клио.
– Да. Чуть позже я покажу тебе еще работы Донателло – пообещал я. – Но не только эпоха Возрождения подарила элементы украшения нашему собору. Есть, например, работы великого мастера, который в свое время облагораживал Рим. Кто он?
Клио нахмурила брови, копаясь в своей голове. У нее на лице было написано, что она очень не хочет показаться обыкновенной школьницей, которая на уроках истории болтает с соседом по парте. Похоже, она даже начала на меня сердиться за то, что я поставил ее в такое положение, а я, посмеиваясь внутри, наблюдал за ее мыслительным процессом.