– Да, побагровел весь, когда я делала презентацию по технологиям самоуправления, целостности и эволюционным целям. Он вообще грузный такой, с пузом, и так покраснел, что я перепугалась, как бы у него сосуд в голове не разорвался. «У нас в армии, – пыхтит, – да у нас бы за такое…»
– Армия – один из трех основных общественных институтов патриархально-военной культуры, – заметил я.
– А какие другие два?
– Тюрьма и церковь.
– Ой, время уже!.. Слушайте, я полечу, мне еще на две встречи сегодня нужно успеть. После договорим, окей? Звоните, пишите в любое время!
Я принял это как приглашение к действию и в тот же день написал у себя на канале:
«Тюрьма, армия, церковь как три столпа традиционной культуры.
Армия, церковь – под которой понимается господствующая религиозная организация, и тюрьма, то есть мир идеологически организованной преступности, являются стейкхолдерами традиционной консервативной культуры. Их безусловно объединяет:
1. Жёсткая иерархичность и директивный стиль управления, не предполагающий сомнений и рассуждений. Приказы не обсуждаются. С бугра виднее. Я начальник – ты дурак.
2. Культ традиции и ритуальное поведение. Устав и понятия обязательны к исполнению, при этом наказание за их нарушение следует незамедлительное, неизбежное, и может быть крайне жестоким: в двух системах из трех и сегодня вполне реально лишиться жизни. Характерно, что значительная часть кодифицированных правил является абсурдной и бессодержательной: неестественные и вычурные телодвижения, особая лексика, переход на строевой шаг при выполнении воинского приветствия, фатальные последствия прикосновения к вещам изгоя – таким образом ломается способность к критичному мышлению и повышается готовность выполнять любой, самый дикий приказ.
3. Ярко выраженный культ насилия как минимум в двух системах; церковь, не утверждая его явно, тем не менее поощряет и благословляет применение военной силы по отношению к политическим и идеологическим оппонентам.
4. Образ врага как ключевой элемент культуры: политического – для армии; идейного – для тюрьмы и церкви; характерно, что, при декларировании в качестве экзистенциального противника «духов злобы поднебесной», церковь все чаще – практически, постоянно, – называет врагами актуальных внешних и внутренних политических оппонентов.
5. Коллективизм и безусловный приоритет общественного над личным. Личность не имеет цены; свою жизнь следует без раздумий отдать, а чужие – забрать, если на то будет приказ руководства, в этом есть честь, геройство и доблесть. О себе следует думать не высоко, но исключительно как о последнем грешнике; «я» последняя буква алфавита. Системное унижение человеческого достоинства и слом способности к интеллектуальному и моральному сопротивлению бессмысленным и безнравственным приказам.
6. Тоталитарный контроль частной жизни и ценность абсолютного послушания, которое «паче поста и молитвы». Контроль мыслей и мнений. Принуждение к идеологической солидарности под угрозой социального остракизма или «отмены», а в крайнем случае – под страхом лишения свободы и даже жизни, причем руками наиболее яростных апологетов традиционной культуры, которые всегда рады повесить кого-нибудь на столбах. Нивелирование ценности личности. Отсутствие других жизненных смыслов, кроме служения племени или стране.
Система репрессивной педагогики столетиями осуществляет поставку кадров, необходимых для реализации тотального подавления и подчинения: хороший ребенок – послушный, хороший ученик – дисциплинированный, хороший учитель – строгий, у которого на уроке слышно, как муха жужжит, да и то от ужаса. Целью воспитания является создание такого типа личности, которым власти удобнее всего будет манипулировать; для этого идеализируют и поэтизируют войну, веками объясняют, что существовать в скудости – это спасительно, терпеть лишения – правильнее, чем жить в достатке, всю жизнь терпеть – почетно и заслуживает социального одобрения. До сих пор существуют организации, где люди не без гордости говорят о том, как много работают, как мало при этом им платят и какие трудности приходится превозмогать.
Опыт существования в условиях самой дикой тирании и самодурства преподносится как особо ценный: да у нас бы давно за такое!.. это ты еще у нас не был! (не работал, не служил, не сидел, не жил на районе). Определение «жёсткий» в отношении к руководителю всегда является положительной оценкой – как же еще с холопами, кроме как жёстко. Иначе нельзя, мужик забалуется. «Держать в ежовых рукавицах» – однозначно одобряемый стиль руководства. Прекрасной управленческой школой считается работа с авторитарным неадекватным диктатором, хотя единственные навыки, которые можно приобрести в такой школе – как самому стать деспотом и самодуром, едва предоставится случай. Собственно, надеждой на этот случай и поддерживается вся система: как говорил Цицерон, «раб не мечтает о свободе, он мечтает о своих рабах». Чем более некто лоялен к начальству, тем деспотичнее он к подчиненным. Одобрять тиранию может только тот, кто сам не прочь стать тираном.
Система тирании в патриархальной культуре поддерживается всеми участниками процесса, а не только собственно властью; подвластные согласны с таким положением дел, довольны тем, что «за каменной стеной» не нужно принимать никаких решений и можно чувствовать себя в безопасности, отдавая ради нее свою свободную волю. Если люди сами низводят себя на уровень бессловесных скотов – какого же отношения к себе они еще ждут?
7. Гендерные стереотипы и функции: дочки – матери, сыновья – солдатики. Как следствие – яростное отрицание нетрадиционной сексуальной ориентации, свойственное всем трем системам. Токсичная маскулинность и мужской шовинизм, основанные на культуре войны. Сакральная роль мужчины – это защитник, все прочее второстепенно. «Быть мужиком» при этом чаще всего означает вести себя, как недалекий и агрессивный идиот. Интеллект, эмпатия, творческие способности – качества для истинного мужчины необязательные, а то и вовсе сомнительные. Мужики не танцуют, не плачут, не смыслят в искусстве, зато служат, всегда должны, не болтают, а рычат и изъясняются междометиями. Женщины тоже должны, но другое; быть женщиной – значит, быть недалекой и несамостоятельной содержанкой, все достоинства которой исчерпываются уровнем сексуальной привлекательности, совмещенной с набором токсичной феминности: истеричностью, подозрительностью, потребительским отношением к жизни и принципиальной несамостоятельностью. Отсюда логически следует пренебрежительное отношение к женщине. «Что ты как баба», – вполне обыденное ругательство в традиционной системе ценностей, ибо быть «бабой» однозначно унизительно. Женщина мыслится как существо с ограниченными физическими и интеллектуальными возможностями, которое надо держать подальше от святыни в церкви, от важных дел – из коих самое важное есть война – а лучше всего и вовсе закрыть в специально отведенной для нее части дома, а на людях показывать, только укутав полностью покрывалом. В лучшем случае женщина является функцией – жена и мать, и достойна уважения только в их рамках; в худшем – объектом насилия и частью законной военной добычи».
– Сегодня приехала на работу пораньше, пробок не было, – рассказывала Оксана, – и в лифте встретила Рэмбо. Он вообще любит