– Даже не проси.
Ведь это был один из самых опасных «красных кодов»! Исходя из своего читательско-зрительского опыта, Шэнь Цинцю отлично знал, что, если выполнить последнее желание загибающегося персонажа и позволить ему зачитать свои предсмертные слова, тот тут же радостно протянет ноги, потому он сурово добавил:
– И вообще, я не могу разобрать, что вы там бормочете. Потерпите, пока мы не доберёмся до подножия!
– Ох, сяо Цзю… – прикрыв глаза, вздохнул Юэ Цинъюань.
А вот этого не надо.
Шэнь Цинцю не решался представить себе, что довелось испытать главе школы в оригинальном сюжете, когда Ло Бинхэ прислал на хребет Цанцюн в изукрашенном ящике отрезанные ноги его шиди. Даже зная, что это путь в один конец, он всё же безоглядно ринулся прямиком в расставленную Ло Бинхэ ловушку в благородном, но тщетном порыве – лишь для того, чтобы быть пронзённым десятью тысячами стрел.
Какая страшная расплата за то, что он один-единственный раз в жизни презрел благоразумие во имя братской верности…
И в итоге Юэ Цинъюань так и не успел рассказать тому Шэнь Цинцю – который, преисполнившись ненависти и страха, помог Ло Бинхэ заманить его в западню, – отчего он тогда так и не вернулся за ним.
Почему бы ему, спрашивается, не сделать этого раньше?
А с другой стороны, взять его самого – почему бы ему не объясниться с Ло Бинхэ, пока была такая возможность?
Если бы он с самого начала не опирался исключительно на свои предположения и догадки, принимая их как должное, быть может, душа Ло Бинхэ не почернела бы, и он так и остался бы славным, талантливым и при этом скромным адептом пика Цинцзин.
Даже если углубиться в прошлое на десять тысяч шагов, когда у Шэнь Цинцю и вправду не было иного выбора, кроме как столкнуть Ло Бинхэ в Бесконечную бездну, он мог бы сделать это как-то иначе. Поскольку раньше он не брал на себя труд задуматься над этим, ему лишь сейчас пришло в голову, что, возможно, достаточно было одного его слова, чтобы Ло Бинхэ охотно спрыгнул туда сам.
Однако тогда Шэнь Цинцю и вообразить себе не мог, что кто-то может оказаться настолько наивным и послушным простачком, чтобы беспрекословно подчиниться приказу.
Но ведь именно таким послушным простачком на деле и был его ученик.
И вот, совершив множество поворотов и разворотов, миновав немало виражей и обходных путей, Шэнь Цинцю в итоге описал большой круг, придя всё к тому же разбитому корыту, и теперь растерянно оглядывался, не зная, что делать дальше. Ему только и оставалось, что мучиться раскаянием и горестно вздыхать: «Если бы я только знал…»
Но, увы, этот мир не знает сослагательного наклонения.
Стоило им свернуть, пройдя очередную пещеру, как перед ними внезапно возникли две с головы до ног покрытые пылью фигуры. Едва узрев их бритые головы, Шэнь Цинцю выпалил:
– Великий мастер Учэнь, великий мастер Уван!
Низенький монах, который тащил на спине высокого собрата, определённо был великим мастером Учэнем. Он потерял один из своих деревянных протезов и с трудом ковылял на одном, опираясь на посох. Не имея возможности соединить руки в привычном молитвенном жесте, он всё же несколько раз произнёс «Амита-фо!» в знак приветствия.
– Глава пика Шэнь, наконец-то я вас нашёл. Что случилось с главой школы Юэ?
Стоило Юэ Цинъюаню смежить веки, как он, впав в забытьё, окончательно навалился на Шэнь Цинцю всем своим весом.
– Глава школы… – ответил Шэнь Цинцю, – ударился головой о камень. А как великий мастер Уван?
– Его ранило демонической энергией Тяньлан-цзюня, и он до сих пор не очнулся. После того, как потолок обрушился, все представители демонической расы куда-то исчезли.
Сняв с пояса Сюя, Шэнь Цинцю передал его монаху.
– Великий мастер, могу я затруднить вас просьбой спустить моего шисюна и великого мастера Увана с хребта Майгу на моём мече?
– А как же глава пика Шэнь? – обеспокоенно спросил Учэнь.
– Я должен позаботиться о своём ученике, – просто ответил Шэнь Цинцю.
– Если глава пика Шэнь сможет предстать перед ним с невозмутимым и открытым сердцем, это было бы наилучшим решением, – торжественно напутствовал его великий мастер Учэнь.
– Всё это моя вина, – покаянно признал Шэнь Цинцю. – Но я всё ещё надеюсь, что смогу разрешить эту проблему, пока она не привела к непоправимым последствиям. В таком случае позвольте мне вверить вам жизнь нашего главы школы – прошу, после спуска как можно скорее препоручите его шиди Му, главе пика Цяньцао, этот Шэнь будет безмерно вам благодарен!
Опустив Увана на землю, Учэнь с поклоном принял Сюя.
– Синьмо питается его одержимостью, – внезапно сказал он.
Шэнь Цинцю замер от удивления.
– Великий мастер имеет в виду, что, если не побороть одержимость, мы не сможем уничтожить меч?
Но монах лишь покачал головой:
– Если бы с ней было так просто совладать, она не была бы одержимостью.
– Так я и предполагал, – ответил Шэнь Цинцю и, отвесив ему поклон, развернулся, чтобы удалиться.
И с какой это радости именно ему предназначено быть предметом одержимости Ло Бинхэ?
Как уже упоминалось, хребет Майгу был сплошь изъеден сетью пещер. Теперь же в результате небывалого землетрясения эти сотни тысяч соединяющихся друг с другом пустот обрушились, повергнув внутренность хребта в невообразимый хаос, так что Шэнь Цинцю то и дело натыкался на завалы, через которые вынужден был как-то пробираться.
Внезапно он уловил слабую струйку демонической энергии, сочившуюся из-под нависшей над ним груды камней.
– Ло Бинхэ? – невольно вскрикнул Шэнь Цинцю.
А что, если его ученика, обездвиженного запечатывающей техникой Юэ Цинъюаня, придавило каменными глыбами?
Подскочив, он отвалил верхнюю плиту, и перед ним предстала побитая чешуя – камни с шуршанием сыпались с едва заметно вздымающегося и опадающего зелёного бока.
Чжучжи-лан в змеиной форме плотно свился в непробиваемый кокон вокруг Тяньлан-цзюня, невредимо покоящегося[171] в его сердцевине.
Разложение тела владыки демонов усугубилось – казалось, голова того и гляди отвалится. Тем не менее он нашёл в себе силы, открыв глаза, поприветствовать Шэнь Цинцю:
– Глава пика Шэнь.
– Как вы тут оба? – не преминул спросить тот.
– Я уже привык, – отозвался Тяньлан-цзюнь. – А вот с Чжучжи-ланом всё не так хорошо.
Шэнь Цинцю и сам это видел.
Свет в жёлтых глазах, прежде ослепительно сиявших, будто два факела, начал тускнеть, хоть жизнь в них ещё теплилась. Он был весь изранен, отвалившиеся чешуйки обнажали кроваво-красную или почерневшую ободранную плоть.
Справившись с придавившими его хвост камнями, Шэнь Цинцю обнаружил, что в