Из Вустера и других подобных городков данная проблема воспринималась не так остро: сколь бы ужасно ни было рабство, это не проблема Севера. Многие считали, что чернокожие в рабстве счастливее бедных Севера: о них заботятся, кормят и дают кров. А если их освободить, они не смогут прокормить себя – или хлынут на Север со своей бедностью и готовностью работать за бесценок. Отчасти подобную точку зрения разделяла партия «Свободная земля»: хотя среди ее членов были те, кто искренне был настроен против рабства, были и другие, чьи действия диктовались желанием не пустить на новые земли черных работников и жителей. Другие противники запрета рабства считали, что такой шаг вреден для бизнеса. Как многие промышленные города, Вустер зависел от торговли с Югом. Готовы ли мы потерять свои доходы и отправить сыновей в бой практически сразу после войны с Мексикой? Этим вопросом задавались осторожные жители Новой Англии, слыша громовые филиппики сенатора Колхауна.
И все же многие пожимали плечами и говорили, что рабство доживает последние дни. Рынки изменили систему; рабство более не приносит дивидендов. К чему форсировать проблему? У нации есть немало более животрепещущих трудностей – государство получило новые территории, нужно решать, как ими управлять. А Юг лучше оставить в покое – по крайней мере, сейчас.
Но появление Крафтов заставило слушателей задуматься над тем, от чего они прежде отмахивались, как от неких абстрактных ужасов[297]. Как отмечал один репортер, Крафты оставались вне закона даже на Севере: охотники могли в любой момент похитить их и вернуть хозяевам – при полной поддержке государства. Никто из слушателей не мог им помочь, – а если бы кто-то и решился, то был бы признан преступником и подвергнут крупному штрафу, а то и лишился бы свободы.
Крафты закончили выступать под громовые аплодисменты. Это настоящий триумф. Браун, несомненно, был доволен, что симпатичная молодая пара отлично справилась с выступлением и готова к Бостону и другим городам. Однако выступление еще не закончилось. Обычно после вопросов и сбора пожертвований слушатели подходили к ораторам и пожимали руки. На протяжении многих недель те, кто приходил увидеть Крафтов, поднимались и устремлялись к молодой паре. Со временем Крафты начали покидать сцену раньше[298]. В тот вечер желающих пожать руку было меньше, чем обычно, и все же этот опыт был необычен для Уильяма и Эллен: посторонние люди устремлялись вперед, желая коснуться их. Эти рукопожатия стали новым способом рассказать свою историю и донести ее до людей.
* * *
Следующие три дня оказались настоящим вихрем слов и действий. Из Вустера Браун с Крафтами направился на юг, скорее всего, поездом. Им предстояло выступить в Паутакете, штат Род-Айленд. Путешествие среди снегов и замерзших рек было совсем непохоже на южные пейзажи, хотя и здесь существовали предубеждения.
Не так давно Массачусетсу насильно навязали законы сегрегации «Джима Кроу»[299]. (По иронии судьбы, данный термин, позаимствованный у белого артиста и ставший синонимом сегрегации на транспорте, зародился у белых пассажиров железных дорог на Севере.) В начале 40-х годов Фредерика Дугласа избили и выбросили из поезда, когда тот попытался поехать в Линн первым классом. Однако он и другие активисты вели постоянную борьбу, используя бойкоты, сидячие забастовки, петиции и другие формы протеста. Их действия позволили Крафтам и Брауну выбирать места для поездки.
Из Паутакета они направились на север. Поезд двигался по болотистой местности. Вода имела странный цвет от загрязнений. Это была приливная акватория Бэк-Бэй[300]. С одной стороны железной дороги поднимались клубы дыма от фабрик, с другой – в небо устремлялись шпили церквей. Как и в Ричмонде, штат Вирджиния, и многих других увиденных Крафтами городах, на горизонте высились величественные здания. Супруги заметили сияющий купол Конгресса Массачусетса и поняли: они в Бостоне, куда так стремились. Но не знали, что слава их опередила.
Колыбель свободы[301]
По улицам Бостона мимо особняков и красивых кирпичных домов, ярко освещенных газовыми фонарями, они спустились по другую сторону Бикон-Хилл – местные жители прозвали этот район «Ниггер-Хилл». Им повезло – Уильям Уэллс Браун уверенно вел их по городскому лабиринту. Бостон строили, по выражению одного из жителей, как сжатый кулак, и город совсем не походил на упорядоченный Мейкон.
Здесь было холодно и сыро, у подножия холма дули сильные ветры, зато местных жителей избавили от вони промышленных отходов, отбросов и другой гадости, которая в теплые дни исходила от Чарльз-ривер. На улицах звучали самые разные языки – лирические песни ирландских иммигрантов, ритмичные напевы беглецов с Юга, плавный говор местных уроженцев[302]. В этом рабочем районе со множеством переулков и кривых улочек Уильям и Эллен смогли немного расслабиться.
Браун жил на Вест-Седар-стрит, возле реки и строительной площадки, где возводили здание новой тюрьмы. Крафтов же он отвел в другой дом, где те были в полной безопасности. Они подошли к скромному кирпичному дому на Саутак-стрит, где их встретили супруги Хейдены. Льюис и Гарриет Хейдены были истинными революционерами, и Крафтов они встретили с распростертыми объятиями[303].
Хейдены бежали из Кентукки шесть лет назад. Им помогали два белых аболициониста, проповедник и учитель. Как и Крафты, Хейдены замаскировались и напудрились мукой, чтобы издали их можно было принять за белых. Вместе с сыном бежали в Канаду. Затем, опасаясь за покинутых близких, вернулись в США и поселились сначала в Мичигане, а потом в Бостоне. Их дом на Саутак-стрит стал штабом активистов, – тут же располагался магазин подержанной одежды Льюиса Хейдена.
К узкой двери дома вела небольшая лестница, но это был не единственный вход и выход. Вторая дверь находилась в подвале, а тайный туннель, где можно было передвигаться лишь ползком, позволял особым гостям приходить и уходить незамеченными. Туннель уходил куда-то далеко. На верхнем этаже могли прятаться одновременно до тринадцати человек. Когда прибыли Уильям и Эллен, в доме присутствовали и другие беглецы с Юга. Все они нашли у Хейденов кров и пищу.
Вряд ли в Бостоне нашлось бы более надежное место, чем этот дом. По узким переулкам беглецам было легко скрыться от врагов, а чужаки быстро терялись. Дух сопротивления здесь процветал. Именно в Бостоне жил Дэвид Уокер, воинственный черный активист, сын раба и свободной женщины. Он громко требовал равных прав для черных американцев, и от его призывов Юг содрогался в ужасе, что чувствовалось