– Никто не будет проверять твои слова. Я тебе верю, – мягко кивнул Сарнибу. Он не перебивал, лишь внимательно слушал, несмело заняв самый краешек скамьи. Илэни хотелось бы, чтобы льор придвинулся ближе, как утром. В его присутствии создавался незримый щит. Он никогда ее не предавал и никогда не предал бы. Оттого Илэни вновь обрушилась на себя с обвинениями.
– Что будет теперь? – обернулась она, продолжая с долей привычного сарказма: – Посадишь меня в темницу за все совершённые злодеяния?
– У меня нет темницы. – Малахитовый льор пожал плечами.
– Не брал пленных? – Губы Илэни дрогнули. – Хотя знаю-знаю: просто ни с кем не воевал.
– А должен был, когда тебя осудили эти напыщенные трусы.
Крупные кулаки Сарнибу внезапно сжались. В гневе он напоминал огромного бурого медведя, сказочного хранителя заповедных мест, однако ярость невероятно редко окутывала его существо. И не стоило ее будить.
– Это случилось настолько давно, что не вспомнить. – Илэни спешно махнула рукой, но вновь ссутулилась. – Я теперь и сама не лучше них, даже хуже.
– Думай о будущем, пожалуйста, думай сейчас о будущем. – С этими словами Сарнибу впервые по-настоящему обнял ее, осторожно обхватив за плечи и талию. – У нас появился шанс спасти Эйлис! К тому же тебя отпустили дымчатые топазы – это точно знак.
– Знак ли? Их ведь забрал Нармо… Хотя… Хотелось бы в это верить.
Они замолчали, вслушиваясь лишь в перезвон фонтана и едва уловимые колыхания цветочных лепестков. Они так измучились, их души умылись слезами разлук и непонимания. И вот на пороге гибели мира сидели вдвоем в тихом саду. А может, Эйлис и правда ждало перерождение, новое начало? Илэни невольно представила новую жизнь, которую могла бы подарить Сарнибу. Она точно сном наяву узрела двоих прекрасных детей, что играют в этом саду, залитом настоящим солнцем, а не сиянием искусственной магической лампы. Двое детей: сын и дочь… Две новые жизни в спасенном мире. Неужели всему было суждено остаться лишь несбыточной мечтой?..
Илэни не желала отпускать Сарнибу, но пришлось, потому что все предчувствовали сокрушительный удар со стороны Нармо. Впрочем, думать о яшмовом злодее не хотелось. Все его прикосновения долгими бессмысленными ночами отзывались омерзением, словно пальцы его оставляли на коже ожоги и гнойные язвы. Весь он представал точно огромное мерзкое насекомое, колоссальный черный таракан.
Илэни поморщилась, вновь отправляясь в скитания по башне. Целый день она искала, чем занять себя. В надежде найти задание она забрела на кухню, где невероятно радушная старушка что-то приговаривала над горшочками и кастрюлями. Все приготовила бы и магия, но женщина просто наслаждалась процессом создания пищи. Илэни попыталась предложить свою помощь, но тогда старушка внезапно переменилась, сдвинула брови и небрежно поджала впалые губы:
– Нет, пожалуй, обойдусь без помощников.
«Ячед Инаи Рицовы… кому же я пытаюсь здесь понравиться?» – с горечью осознала Илэни.
По недоброй случайности на той же просторной кухне с зеленовато-белыми изразцами она встретила и самого чародея снов. Илэни сглотнула ком, сжавшись, будто в ожидании удара. Словно вновь очутилась на судилище, но теперь за настоящее преступление.
Чародейка попыталась молча разминуться с Инаи, направляясь к выходу. Однако его круглое и обычно доброе лицо исказилось до неузнаваемости, глаза метали молнии, на лбу вздулась жила. Когда Илэни поравнялась с ним, загородившим проход, молодой чародей спросил недобрым шепотом:
– Это вы… убили моих родителей?
Голос его сорвался, он отчаянно боролся с собой, чтобы на глазах не выступили предательские слезы. Илэни сжала кулаки так, что обломанные ногти впились в ладони.
– Да. Я, – твердо ответила она, опустив голову. – И мне нечем оправдать себя. Я не буду говорить, что «это была война, все средства хороши». Эта война изначально не имела смысла, как и любая война.
– Значит, это были вы, – выдохнул Инаи, все-таки растирая по румяным щекам слезы. Он не пытался ударить ее или сделать больно. Только плакал. Илэни отвернулась, чтобы ему не показались дешевым представлением ее собственные слезы раскаяния и глубочайшего сожаления.
– Я знаю, что ты никогда не простишь меня. И все-таки… прости.
Инаи молча кивнул. Больше они не разговаривали.
«Нам нужно время, но вряд ли я найду, что ему ответить. Слишком много крови на этих руках. А была ли это магия топазов или мой собственный выбор, мало занимает несчастного сироту», – думала Илэни, вновь возвращаясь в спальню, чтобы больше не скитаться по замку.
Ей хотелось, чтобы к ней пришел Сарнибу, снова согрел и остался навечно рядом. Ради него она сумела бы совладать с чувством вины, искала бы способы, как искупить все совершённое. Он бы подсказал верный путь. Но нерешительный и слишком деликатный чародей лишь пожелал ей доброго сна, не посмев остаться рядом. С ней… Илэни забылась тяжелым сном. Однако пробуждение не принесло облегчения.
«Дядя Аруга в Малой башне!» – схватилась за голову Илэни после нескольких минут метаний вдоль и поперек спальни. Она опрометью бросилась из комнаты и неуверенно постучалась в покои хозяина замка. Он уже не спал, хотя солнце едва-едва окрасило зубцы дальних гор, а небо еще отливало зеленью.
– Могу ли я попросить… как начало искупления моих грехов… – замялась Илэни, когда дверь перед ней отворилась.
– Что именно? – Сарнибу удивился, а по лицу его читалось, что он исполнил бы любое ее желание, любой каприз. А ведь надлежало наказать! Заточить еще на четыреста лет в башню. И все-таки Илэни продолжила:
– Я хотела бы увидеться с дядей.
Сарнибу понимающе опустил голову.
– Илэни… Аруга Иотил окаменел.
– Я… я знаю. Хотя бы так.
Ближе к полудню они перенеслись в иолитовую башню, где царствовало запустение каменной чумы. Стены обветшали и покрылись слоями пыли словно войлоком. Древние покои и залы утратили магию. Все ковры, столы, декоративные доспехи и разную утварь плотной коркой застилали следы каменной чумы – она пожирала буквально все.
Илэни робко ступала между камней, опасаясь задеть эту коросту, словно горячую лаву. Сарнибу же бесстрашно шел прямо. И вот они добрались до тронного зала, где в самом центре застыл крупным монументом старец на троне. Казалось, его изваял искуснейший скульптор, передавший каждую морщину, каждый изгиб прядей длинных волос и бороды.
«Талисман все еще с ним… – поразилась