– Игорь! – успел крикнуть я, увидев, как к стеклу приближается черная тень.
Меня бросило вперед и ремень больно впился в грудь и ребра, затем ударило об дверь. Что-то темное с размаху влепилось в стекло и отлетело в сторону. Машину резко повело в сторону.
Локоть Игоря угодил мне в челюсть, но не вырубил меня, что было бы лучше, чем вспышка острой боли. Я как мог закрыл лицо руками и меня снова бросило вперед. А потом машина, развернувшись боком, начала медленно заваливаться.
– Черт! – Игорь хватался руками за воздух.
Затем последовал глухой удар и все закончилось. Машину больше не вертело, а боль в скуле стала чем-то далеким и незначительным. Я провалился в темноту. Но ненадолго. Резкий толчок вытащил меня из забытья, словно кто-то рванул тебя утопающего за волосы, когда ты уже почти достиг дна. Затем еще один.
Я с трудом открыл глаза. Резкими толчками меня кто-то оттаскивал от перевернутой машины. Его хватило еще на пару метров, прежде чем он сам повалился в снег.
***
– Мам, ты в городе?
Из трубки доносились щелчки, бубнеж диспетчеров, объявляющих рейс и топот чьих-то ног вперемешку со скрипом колесиков дорожных сумок.
– Ждан. Ждан ты?
– Очевидно, мам.
Кто-то в трубке попросил билеты и паспорт. Что-то сказали про посадочный талон.
– Сынок, кажется, говорила – я буквально на пару дней. Учитель Агнихотри проводит всего одну встречу, но это в Екатеринбурге, и я должна попасть на нее.
– Да без проблем.
– Когда у тебя выпускной? Я еще успеваю. В пятницу, верно?
Я потрепал край шелковой ленты, который все еще болтался на плече. Стащил и бросил на диван. Плюхнулся сам, прижав трубку к уху. Она была на удивление холодной.
– Да, в пятницу.
– Отлично. Может папа твой тоже успеет приехать, если раньше закончит свои дела. У них новый объект на севере, сам понимаешь.
– Понимаю.
Мама сказала кому-то что-то про багаж и шумно вздохнула.
– Слушай, мне надо бежать. Тут очередь и… Закажи себе пиццу. Деньги сам знаешь где. Целую.
– Мам подожди! – я переложил трубку к другому уху. – Помнишь дядю Марка? Он, кажется, в Калининграде живет.
– О боже мой, – она извинилась перед кем-то по ту сторону провода. – Мы не общались года два. Ты чего его вспомнил? Хочешь к нему съездить перед поступлением в институт? Я могу позвонить, нет проблем.
– Постой! Скажи, он приезжал к нам, когда мне было лет семь-восемь. У тебя еще умер кто-то из родных в тот день.
– Глупости, Ждан! Никто не умер. И тебе бы привести голову в порядок. Я точно запишу тебя на следующий семинар. Твой дядя Марк приезжал виделся с нами пару раз в столице и два или ри раза встречал с нами новый год, пока не женился на этой, – она кашлянула. – В общем, не говори ерунду и покушай. Люблю тебя, сын. Извините ради бога. Да, это ручная кладь…
Я бросил трубку на подоконник и потер руками лицо. На столике поблескивала медаль, яркая на фоне унылого аттестата. В ней отражались лампы стильной, но пыльной люстры над столом. Переодеться и идти туда, где не так уныло и пусто – вот что нужно поскорее сделать.
У двери я обернулся. Одинокий холодильник подмигивал мне зеленой лампочкой и продолжал усердно морозить воздух. Тут не было кухни тогда. Был зал и были желтые обои. Книжки и альбомы на полу. И странные стуки за дверью. Я взглянул на гладкую стену, на которой полотно с желтыми и красными треугольниками изображало из себя картину. Нет никакой двери и комнаты. И не было никогда.
***
Широкая ладонь слегка постучала меня по щеке. Еще раз, посильнее. Я открыл глаза.
– Живой?
Камиль сел рядом на снег. Перед нами застыла, уперевшись крышей в крупный красный валун, машина. Смотрела рваными шинами в небо. Одно окно было разбито и стекла смешались с кусками льда.
– Игорь, – вспомнил я.
– Неудачно начали, верно? Мы должны были спуститься без проблем. Тут не такой крутой склон. Просто он заметил на дороге… В общем, смотри! – он указал рукой на склон, где следы от колес вдруг резко сворачивали в сторону, а затем их сменяла прорытая в мерзлом снегу колея. – Неудачно начали.
– Где Игорь?
Камиль махнул рукой в сторону машины. Я поднялся и увидел их. Даша шла по льду босиком. Ветер раздувал ее тонкий халат, но холода она не замечала. Она несла Игоря легко, словно тряпичную куклу. Он не шевелился. Его рука свисала вниз и с пальцев капля за каплей стекала кровь, оставляя бурую дорожку на снегу. Другая лежала на ее плече. Я подскочил, крикнул им вслед, чтобы остановились, но Камиль дернул меня за рукав и покачал головой. Он распахнул куртку и оттянул ворот. Ниже ключицы расплывалось пока еще не посиневшая гематома.
– Как кувалдой. Она его домой несет. Она его не отпустит, понимаешь?
Они удалялись неспеша. Ноги Даши, казалось, почти не касались снега. Она вдруг повернула голову, чтобы ветер скинул пряди волос с ее лица и мне показалось, что это та, настоящая Даша. Но ветер сдул пыль и снег со скал и скрыл их силуэты из виду.
– Идем! – Камиль помог мне подняться.
– Подожди.
Я нашел термос с остатками чая и вылетевший из салона на приличное расстояние кусок трубы. Книги Бориса Борисовича нигде не было видно.
– Ты не видел?..
– У Даши спроси, – он забрал у меня трубу.
Я еще раз осмотрелся. Книги не было.
Камиль, слегка прихрамывая побрел к виднеющемуся вдалеке парку развлечений, никому не нужному тут на забытом всеми краешке обитаемой земли.
Обнажившиеся от снега голые скалы поблескивали на солнце кристалликами льда. Гребень острых скал окружал котлован, в котором навсегда застыли ржавые аттракционы. Солнце еще не успело нагреть тут землю, и в низине лежал снег, но не белоснежный, а грязно-бурый. Над ним летал песчаный ветер. Я смотрел туда, где видел Максима в последний раз. Вот тот красный камень, но под ним уже никаких следов. Зато воздух полон звуков. Протяжно стонало смотровое колесо. Его кабинки поскрипывали, кроме тех, которые намертво приржавели к раме. Гудели натянутые тросы, поддерживающие высокую мачту. Тут и там совершенно безмолвно и неподвижно стояли миноги, словно в парке