– Пойдемте отсюда, – шепнул государственный преступник. – Клео со всем отлично справится.
Келвин тут же приготовился ретироваться, но Его Величество, не отвлекаясь от созерцания прелестей полуптицы проронил:
– С тобой, Келвин Маленький, я еще не договорил. Король-то голый!
– О, Ваше Величество, здесь вы ошибаетесь, – тут же вклинилась гарпия. – Голым может быть простолюдин. Монарх может быть исключительно обнаженным!
– Суть от этого не меняется.
– Еще как меняется! Обнаженность символизирует открытость, свободу и силу духа. Кроме того, в нашем случае окружающие имеют удовольствие наслаждаться видом красивого мускулистого тела! Что только подчеркивает ваше превосходство над простолюдинами, не решающимися показать жалкие свои тела и прячущими их под одеждой. Простите, Ваше Величество, как вы себя последнее время чувствуете?
– Не дождетесь!
– То есть, превосходно! И это заметно всем и сразу! Подданные должны быть уверены в здравии и силе своего короля! Пускай и столь экстравагантным способом.
– Экстравагантным?! Да каждый второй утверждает, что я не в своем уме!
– И Вашему Величеству все время приходится это опровергать, – констатировала полуптица. – Это же прекрасно! Такой стимул прославиться, как самый мудрый и справедливый правитель!
– Но запомнят-то меня исключительно голым!
– Прошу прощения, нас не представили.
– Винсент Ван.
– Клеопатра, – гарпия почтительно склонила голову. – Винсент Ван Голый. Нет, надо покороче: Винсент Ван Гол. Что скажете, Ваше Величество о таком имени?
– Ван Гол? – попробовал на вкус монарх. – Звучит. Винсент Ван Гол. Вроде и голый, а уже и не совсем. Но с тобой, Келвин, я все равно разберусь! – обернулся он к лучшему портному.
– Я бы на вашем месте не стала ворошить старое. О! Напишите трактат о наготе! Уверена, получится великолепно! И носите ваше платье гордо и с достоинством. И, да. Не забудьте удостовериться в его уникальности!
– Гм. А ведь действительно, такого платья ни у кого больше нет! Правда, Келвин?
Бледный лучший портной сумел только кивнуть.
216
216
Вслед за процессией из Швейции на остров въехала еще одна карета. Скромная, но довольно комфортабельная.
Казначей вытянул шею и разглядел на двери два скрещенных топора:
– А вот и Никита Лесоруб пожаловал. Пошли встречать!
Келвин попытался увязаться за Мастером и государственным преступником, но Его Величество преградил ему путь:
– А ты мне сейчас расписочку напишешь.
Они вернулись в карету. Келвин схватил перо, макнул его в чернила и трясущейся рукой вывел на бумаге: «Я больше не буду» и подпись.
– Кто бы сомневался! – хмыкнул Винсент Ван Гол, убирая бумагу в потайной ящичек. – Но в Швейцию возвращаться даже не думай!
Лучший портной пулей вылетел из кареты Его Величества и скрылся в неизвестном направлении.
Лесопромышленник не стал заставлять хозяев идти далеко. Его экипаж остановился невдалеке от королевского. Никита вышел первым, подал руку:
– Прошу любить и жаловать, Марья Лесоруб, – представил он молодую женщину.
– Емеля здесь? – не здороваясь, поинтересовалась она.
Казначей махнул рукой в сторону верфи.
– Пойду, поздороваюсь, – улыбнулась Марья. По хищному оскалу было понятно, что кому-то скоро не поздоровится.
– Ну, что, Никита, отыскал свое счастье? – подмигнул государственный преступник, когда молодая супруга Лесоруба устремилась к площади.
– Отыскал. То, что надо! Один моментик только беспокоит. Наследственность.
– То есть? – удивился гений финансов. – Ты оборотень, она оборотица – все в порядке вроде.
– Не надо об этом кричать, – Никита поманил Казначея и Мастера в сторонку. – Порода у нее другая.
Оба удивленно уставились на лесопромышленника.
– Я в волка перекидываюсь, а она – в лисицу.
– Вот, что тебя беспокоит! – облегченно выдохнул Мастер. – Будут у вас лисята и волчата, обещаю!
– Ну, спасибо, Мастер, успокоил. А то мы до сих пор не решались, – Никита замялся и развел руками.
– Все у вас будет хорошо! – поддержал его Казначей.
– И у Нацатаги с Укусикой тоже?
217
217
Нацатага с Укусикой стояли возле макета острова.
– Он все время чешется, – говорила девушка. – От этого он становится раздражительным и агрессивным.
– Хочешь сказать, что его просто надо почесать? – поднял бровь юноша.
– Именно! Но для этого его необходимо как-то зафиксировать, отвлечь. Чтобы он не набросился сразу.
– Угу. Кто чесать будет?
– Я.
– А если он все-таки набросится?
– Ты не позволишь ему.
– То есть, получается, я должен его как-то привлечь, связать и отойти в сторону?
– Вряд ли получится. Хотя, связать – это мысль. Нам нужна сеть!
Нацатага представил себя в роли гладиатора. Набедренная повязка на худощавом теле, трезубец в одной руке, сеть в другой. И на него несется Турбовол. Огромный, ощетинившийся, злой. Нацатага бросает сеть и промахивается.
– Мне так не нравится.
– Возьми щит.
Вместо трезубца у героя появилась бронедверь, за которой он тщательно сгруппировался. Громадный тяжелый щит уперт в землю, Нацатага твердо сжимает ручки, готовясь принять первый яростный удар. Стоп, а где же сеть?!
– Не получается. Рук не хватает.
– Задача. А если его просто измотать? Он будет бросаться на тебя раз за разом, а ты – прикрываться щитом. Потом Турбовол устанет, и ты его свяжешь. А может, даже и связывать не понадобится…
– Подозреваю, Турбовол повыносливее нас обоих вместе взятых окажется – вон какая туша!
– И посильнее, – задумалась Укусика.
– В чем проблема? – Стрелок подошел тихо и незаметно. Оба героя вздрогнули.
– В Турбоволе, – не оборачиваясь ответила Укусика.
– Нужно как-то его обездвижить, – продолжил Нацатага.
– А чем вас сеть не устраивает?
– Рук мало. Надо и щит держать, и сеть метать.
– Так попросите кого-нибудь помочь, –