Взгляд нехотя метнулся к кострищу, у которого спала Крапива. Не то по рождению слабоумная, не то прикидывается. Он ее молодшей звал! Честь, за каковую иные девки волосы бы друг дружке повырывали! В родной деревне-то очередь из женихов к ней не стояла, а тут в княжеский терем зовут и не глядят, что хворобная. В сытость и достаток. В шелка бы одевалась травознайка, блестящие каменья в ушах носила. Небось погодя и прекратила бы стрыкаться. А нет, так в столице ведьму сыскать дело нехитрое, небось вылечила бы проклятье. Но нет же, не люб ей княжич! Тьфу! Теперь вместо шелков мокрая рубаха, а вместо каменьев угли в костре.
– Не так бей! – озлился Влас. Отвлекшийся на девку, он пропустил удар по уху, и в голове зазвенело. – У вашего вождя левая нога слабая, на нее и тесни!
– Ему подрэзал колэно в бою Змэй, нэдостойный имэни! Я не стану использовать рану…
Влас молча шарахнул пяткой по голени, и Шатай свалился.
– Не зевай! В бою до́лжно использовать все, если хочешь выжить. Обман, старую рану, ослепившее врага солнце, пыль, брошенную в глаза. Что станется с аэрдын, если ты помрешь?
«И что станется со мной?» – добавил Влас про себя.
– Аэрдын возьмет сэбе другого мужа из шляхов! И никто нэ посмэет обидэть ее!
Не сумел Шатай спрятать тревогу в голосе, а Влас умело за нее зацепился.
– Да, вы не обижаете женщин. Она будет в безопасности, – облизал он обветренные губы и добавил: – С кем-то другим. С кем-то, кто станет ласкать ее ночами.
Шатай неуверенно возразил:
– Аэрдын нэ дозволяет касаться себя. Нарушивший запрэт станэт таким же уродом, как ты.
Угол рта у Власа дернулся. Что уж, красавцем его и впрямь больше не назовут. Ожог разделил лицо надвое, а правая рука сплошь была как мятое полотенце. Но и шляха он задел за живое, поэтому продолжил:
– Но он сможет любоваться ею. Когда девка скинет сарафан, когда расплетет косу, когда, нагая, омоется в озере.
Отчего-то сказанное ожило в памяти княжича, и он сам разозлился на выдуманного безымянного шляха не меньше Шатая.
Русые лохмы мальчишки вздыбились, как шерсть на загривке пса. Он зарычал и, не подбирая меча, кинулся на противника. Обхватил его за пояс, и уже вместе они покатились по земле. Влас коротко охнул, в грудине что-то хрустнуло. Проснулась Крапива.
Обыкновенно девки вопят, когда случается драка. А кто поумнее, тот попросту держится дальше. Травознайка умом не блистала и, как помнил Влас, даже в настоящем бою лезла в самую толкучку. Вот и на этот раз она не отсиживалась, а сорвала с рогатины высохшие порты и наотмашь хлестнула сцепившихся мужей.
– А ну-ка, разошлись немедля! – крикнула она. Тут же оробела от содеянного, подтянула соскользнувшее одеяло и буркнула: – Что вы тут учудили?
Шляховский юнец вскочил и задрал нос:
– Я учил раба молчать, пока его нэ спросили!
Влас же остался сидеть на траве, еще и устроился поудобнее, согнув одну ногу в колене.
– Он просил научить его драться, – с наслаждением доложил он. – Сам-то не умеет.
– Это нэправда! Я могу убить тэбя прямо сейчас!
– Вот, значит, как? – Княжич скрестил руки на груди и выложил теперь уже все до конца: – Этот дурень бросил вызов вождю, но знать не знает, как его победить.
Лекарка охнула. Подалась было к шляху, но устыдилась наготы и поспешила натянуть одёжу, закрываясь от мужчин одеялом. Ругаться при этом не прекращала:
– Шатай! Да как так-то? Что это ты удумал? Зачем?! А если тебя убьют? Против своих же… Как можно?!
Мальчишка бросил на Власа страдальческий взгляд, а тот пожал плечами:
– Бабы, что с них взять.
– Я немедля пойду к Стрепету! Хороший вождь не примет вызова от…
– От кого? – только и спросил Шатай. Спросил так, что всякому стало бы ясно: немного осталось, чтобы стрела сорвалась с тетивы.
Всякому, но не перепуганной девке.
– …слабого, – закончила она, так и не расслышав вопроса.
Шатай улыбнулся. Бедовой улыбкой, от каких добра не ждут. А после поднялся и пошел прочь.
– Шатай! Стой, куда? Да стой же!
– Ну что, лекарка, – помрачнел Влас, – начинай выбирать себе нового мужа.
Глава 9
Заря едва занималась, прогоняя ночную сырость, но шляхи, против своего обыкновения, уже не спали. Они собрались на границе зеленого острова и степи, там, где мягкая поросль становилась желтым сухостоем, хрустящим от жажды. Племя Иссохшего Дуба образовало Круг, и ступить в него значило начать поединок. Стрепет бормотал что-то в лохматую бороду, ветер трепал его нечесаные волосы. Он стоял рядом со своими людьми, не спеша пересекать лежащую в пыли черту. А вот Шатай, приближающийся широким твердым шагом, полнился решимостью.
– Шатай, стой!
Крапива спешила за ним, но упрямец не оборачивался.
– Свэжэго вэтра в твои окна, – поприветствовал он вождя и, не замедляясь, пересек границу.
Стрепет устало вздохнул и пошел за ним.
– Вождь! – крикнула Крапива. – Вождь!
Все чудилось – не успеет. Запутаются в траве босые ступни, зацепится рукав за ветку, а то и княжич, неотрывно следующий за нею, остановит. Но Стрепет уважил девицу, подождал. У Крапивы сердце бухало в горле, когда она оказалась с ним рядом.
– Вождь, останови бой! – задыхаясь, попросила она. – Свежего ветра в твои окна…
– Свэжэго вэтра, аэрдын. Вэлика жэ твоя сила, если раб нэ подох.
Он глядел не на нее, а на княжича, и Влас рад был покрасоваться: подбоченился, прищурился.
– И тебе не хворать, вождь. Давно нам с тобою следовало завести разговор, – зловеще произнес пленник. – Нынче, как видишь, я в силах вести беседу.
Стрепет сплюнул на две стороны:
– Я нэ говорю с рабами и трусами.
– И не говори. Я-то ни тем ни другим не слыву.
У вождя вырвался хохот, и племя неуверенно подхватило его. Крапива закусила косу и не на шутку обрадовалась, когда Влас вышел вперед и встал меж нею и Стрепетом. Приблизился и Шатай. Он нетерпеливо притопывал ногой, а ладонь его сжимала и разжимала рукоять кривого меча.
В эту самую рукоять Влас и вцепился. Никто и уследить не успел за движением, и лишь богам известно, скольких трудов княжичу стоило его совершить. Сталь