От академа, на котором в первый год она буквально настаивала, я отказалась. Если уж я смогла продолжить учебу, будучи на девятом месяце, бегая в сортир каждые пять минут, и не просто продолжить, а отлично сдать зимнюю сессию, то с чего ради отказываться теперь?
Мама, конечно, помогала мне с Олив, а на лето я приезжала домой, где она полностью перенимала заботы о малышке на себя, а я хоть когда-то могла отдохнуть. Естественно, стоило Кэти узнать о рождении Олив, она начала настаивать, что об этом должен узнать и Сантино. Однако, я сразу дала подруге понять, что если, боже упаси, Рамос каким-то «случайным» образом об этом узнает, она мне больше не подруга.
Я говорила совершенно серьезно, и, кажется, это поняла даже моя безответственная подруга. Потому что она немного побурчала, но «случайных» встреч с Сантино так и не обнаружилось. Собственно, если не искать встреч, то, как выяснилось, не так уж и трудно не пересечься с человеком в Чикаго. А если еще нарочно избегать определенной компании… в общем, Сантино я не видела, а он не видел нас.
Первый год обучения (даже первые полгода, так сказать) после рождения Олив оказались самыми сложными. Приходилось одновременно заниматься и учебой, и ребенком, и даже помощь мамы не могла окончательно избавить меня от этого бремени. В какой-то момент мои отметки медленно, но верно покатились с A на В, потом на С, а к концу обучения некоторые перепрыгнули на D. Удивительно только, что они так и не спустились к финальному F.
Конечно, диплом мой оказался незавидным, но я хотя бы его получила (а диплом Лиги плюща – это не хухры-мухры), что немало радовало. Ведь ради этого все эти годы я так кропотливо делила свое время между Олив и учебой. Правда, на саму себя времени из-за этого совсем не оставалось.
Вместо ожидаемого набора веса, как то всегда случается, когда девушка запускает себя, я, наоборот, исхудала и теперь стала похожа на какой-то болезненный скелет. Оказывается, нет ничего красивого в излишней худобе, потому что она неизменно сопровождается синяками под глазами, которые по итогу не может окончательно замазать ни один даже самый лучший тональник.
Несмотря на это, у меня все-таки был один непродолжительный роман на третьем курсе. Непродолжительный – потому что закончился аккурат тогда, когда мой ухажер узнал, что у меня есть ребенок. Впрочем, не слишком и обидно-то было – он был совершенно пресный, и я встречалась с ним скорее от отчаяния, чем от симпатии. Он учился со мной в вузе и постоянно пытался целоваться в кино.
Я не скрывала наличия Олив, но он не спрашивал, а мне не представлялось возможности сказать. Я даже не удивилась, когда он сделал ноги после узнавания. 21 год – далеко не тот возраст для парня, когда хочется усадить себе на шею чужого ребенка.
Будь я на его месте, сделала бы так же.
На выпускной вуза я пришла в джинсах, футболке, с затянутым позади хвостом. Просто забрала свою корочку и ушла – не было ни желания, ни денег на организованный фуршет. К тому же не такое это уж грандиозное событие, как школьный выпускной. Тут я училась четыре года, а не одиннадцать лет.
Однако мама так не думала и, когда приехала ко мне обмыть квартиру, то настояла на торте с вином за окончание учебы, пусть и с запозданием на месяц. Обмыть квартиру, конечно же, не мою. Точнее, не ее покупку, а первую аренду. Едва окончив вуз, я тут же нашла себе работу на удаленке.
Пока что дистанционная работа – единственный возможный вариант для меня с Олив под боком. Пусть мои отметки были не лучшими, но что бы ни было внутри корочки, сама она была Колумбийского университета, а с такой фишкой я точно не могла остаться без работы.
Квартира была не лучшая и не в центре, но зато мы с Олив можем жить тут сами. И я постоянно могу быть рядом, не считая рабочих погружений в ноут. Собственно, этим летом я впервые не поехала в Чикаго, из-за чего на пару недель ко мне и приехала в гости мама.
И дело было даже не в работе – я вполне могла ее выполнять и из дома, поскольку она дистанционная. Скорее, она подвела черту. Пора было осваиваться в Нью-Йорке не как в городе «обучения», а как в моем городе. Что мне, до тридцати каждое лето мотаться к маме да избегать людных улиц, чтобы не пересечься с Сантино?
Если раньше на лето хотя бы возникали проблемы с общагой, то теперь есть квартира, которую я арендую и в которой без проблем могу остаться когда угодно. К тому же не платить же мне за ее простой? А кто знает, если сейчас отказаться да на лето смотаться в Чикаго, найду ли подходящий вариант, когда приеду осенью?
Мама особо не против – наверное, понимает, что мне пора брать быка если не за рога, то хотя бы потрясти за шкирку. 22 года – это не 50, конечно, но уже и не 15, тем более если есть ребенок. Надо бы хватать весла да пытаться сдвинуть лодку, в которой мы с Олив оказались.
Благодаря моему диплому лодка хотя бы не дырявая и вода не затекает, пусть и не огромная яхта.
Погостив недолго, мама уезжает обратно в Чикаго – конечно, у нее же не вечный отпуск, тоже работа есть. Зато следом за ней на целый август (реально круто!) приезжает Кэти. Этот месяц она помогает мне всем, чем можно. Во-первых, сама ее компания для меня как бальзам на душу. Она постоянно трещит, веселит меня, и после работы, распластавшись на диване, я могу до самого сна слушать ее шуточки. Во-вторых, с меня почти совершенно спадают заботы по Олив – подруга с радостью нянчится с малышкой. Правда, у нас возникает небольшой конфликт, когда в один из дней моя дочь, которой чуть больше двух лет, неожиданно начинает обильно использовать слово «педик».
Кэти пожимает плечами и смеется, а я злюсь. Подруга оказывается понятливой, и кроме «педиков»,