В безмолвной мгле не слышен звук —
Ни голоса, ни сердца стук;
Лишь раз в сто лет глубокий вздох
Звучит на рубеже эпох.
Край Ожиданья тьмой укрыт:
Там те, кто в мире позабыт,
Ждут, в сумрак дум погружены,
В земле вне солнца и луны.
Концепция, согласно которой эльфы могут умереть лишь от ран и оружия, либо от горя, сохранилась и вошла в опубликованный «Сильмариллион»:
Ибо эльфы не умрут, пока жив мир, разве что будут убиты либо иссушит их горе (этим двум мнимым смертям подвластны они); равно как и не убывает с годами их сила, вот разве что ведома им усталость десяти тысяч веков; умерших же призывают в чертоги Мандоса в Валиноре, откуда со временем они могут и возвратиться. Сыны же людей знают истинную смерть и покидают мир; потому и зовут их Гостями или Чужаками. Смерть их удел, таков дар Илуватара, которому с течением Времени позавидуют даже Власти Земли.
Как мне представляется, слова Мандоса в «Сказании о Тинувиэли», процитированные выше, – «станете вы смертными, подобно людям; когда же вы вновь вернетесь сюда, это будет навечно», – подразумевают, что он отменяет их эльфийскую судьбу: умерев так, как могут умереть эльфы, они уже не возродятся, однако им будет дозволено – им одним и никому более! – покинуть Мандос в своем собственном естестве и обличье. Однако за это они заплатят определенную цену: ибо когда они умрут вторично, возможности вернуться у них уже не будет, и ждет их не «мнимая смерть», но смерть, что суждена людям сообразно их природе.
Ниже в «Квенте Нолдоринва» рассказывается (стр. 152–153), что «Лутиэн вскорости истаяла и угасла, и исчезла с лица земли <…>. И явилась она в чертоги Мандоса, и в песне поведала ему о горестной любви, да так чудесно, что даже Мандос испытал жалость, чего до тех пор вовеки не случалось».
И призвал он Берена: и так, как поклялась Лутиэн, целуя его в час смерти, встретились они за пределами западного моря. Мандос же дозволил им уйти, однако сказал, что Лутиэн станет смертной, так же, как и ее возлюбленный, и должно ей будет покинуть землю еще раз, подобно смертным женщинам, и лишь воспоминание о ее красоте сохранится в песнях. Так и стало; но говорится, что в возмещение Мандос даровал Берену и Лутиэн долгий срок жизни и радости, и странствовали они, не ведая ни жажды, ни холода, в прекрасной земле Белерианда, и ни один из смертных с тех пор не говорил ни с Береном, ни с женой его.
В черновом варианте истории Берена и Лутиэн, подготовленном для «Квенты Сильмариллион», упомянутом на стр. 248, появляется идея «Выбора Судьбы», предложенного Берену и Лутиэн перед Мандосом:
И вот какой выбор предопределил он для Берена и Лутиэн. Должно им было теперь жить в блаженстве в Валиноре до скончания мира, однако ж в конце Берен и Лутиэн каждый отправится принять ту судьбу, что назначена их роду, когда все изменится: а о замысле Илуватара касательно людей Манвэ [Владыке Валар] не вед[омо]. Либо могли они вернуться в Средиземье, но не будучи уверены, что обретут там радость и жизнь; тогда Лутиэн станет смертной, так же, как и Берен, и настигнет ее вторая смерть, и в конце предстоит ей покинуть землю навсегда, и только лишь воспоминание о ее красоте сохранится в песнях. Эту участь и избрала она, чтобы, какое бы горе ни сулило им будущее, судьбы их слились воедино и пути их увели вместе за пределы мира. Вот так единственной из эльдалиэ Лутиэн умерла и давным-давно покинула мир; однако благодаря ей соединились Два Народа, и стала она прародительницей многих.
Эта концепция «Выбора Судьбы» сохранилась, пусть и в видоизмененной форме, как можно видеть в «Сильмариллионе»: здесь выбор предлагался одной только Лутиэн, причем иной. Лутиэн по-прежнему дозволяется покинуть Мандос и жить в Валиноре вплоть до скончания мира, – поскольку выпали ей на долю великие труды и страдания, и еще потому, что она дочь Мелиан. Но Берену туда пути нет. Тем самым, если она согласится на это, им должно расстаться ныне и навсегда: ведь Берен не может избежать собственной своей судьбы, не может избежать Смерти: Смерть – это Дар Илуватара, и отказаться от нее невозможно.
Остается второй выбор: именно его предпочла Лутиэн. Только так Лутиэн могла воссоединиться с Береном «за пределами мира»: ей самой пришлось изменить судьбу своего бытия: стать смертной и умереть по-настоящему.
Как я уже говорил, история Берена и Лутиэн на приговоре Мандоса не закончилась; необходимо вкратце рассказать и о нем, и о последующих событиях, и об истории Сильмариля, что Берен вырезал из железной короны Моргота. А это представляет определенные трудности в формате, выбранном мною для этой книги, – главным образом потому, что роль, сыгранная Береном в его второй жизни, неразрывно связана с событиями истории Первой эпохи, что выходят далеко за рамки данного издания.
Я уже отмечал (стр. 144), что «Квента Нолдоринва» 1930 года, восходящая к «Очерку мифологии» и далеко превосходящая его по объему, тем не менее представляет собою «сжатое, конспективное изложение событий»: в заголовке произведения говорится, что это – «краткая история нолдоли, или номов, почерпнутая из “Книги утраченных сказаний”». Об этих «конспективных» текстах я писал в «Войне Самоцветов» (1994): «Создавая эти варианты, мой отец опирался на пространные произведения, уже существовавшие в прозе или в стихах (разумеется, в ходе работы постоянно их перерабатывая и расширяя); а в “Квенте Сильмариллион” он довел до совершенства этот своеобразный стиль, напевный, торжественный, элегический, исполненный ощущения утраты и удаленности во времени. Как мне кажется, такой эффект возникает отчасти благодаря именно этому литературному факту: автор переводил в сокращенный и обобщенный формат все то, что одновременно живо представлял себе в куда более подробном, непосредственном и драматичном виде. Покончив с великой “помехой” – завершив работу над “Властелином Колец”, вклинившимся в легендариум, – мой отец, по всей видимости, вернулся к Древним Дням с желанием снова воссоздать грандиозные масштабы, с которых начинал давным-давно, в “Книге утраченных сказаний”. Намерения закончить “Квенту Сильмариллион” отец не оставил; но “великие предания”, значительно расширенные в сравнении с исходными их вариантами, – на которых должны были основываться ее последние главы, – так и не были доработаны».
И здесь мы рассмотрим историю, которая восходит к последнему из написанных «Утраченных сказаний», в составе сборника озаглавленному «Сказание