Но как же Берен и Лутиэн покинули мир навсегда? Скажем о том словами из «Квенты Сильмариллион»: «Никто не видел, как Берен и Лутиэн покинули мир; никто не приметил места, где покоятся их тела».
Приложение
Переработка «Лэ о Лейтиан»
Одной из первых литературных задач, к которым обратился мой отец по завершении «Властелина Колец», – возможно, даже задачей номер один! – стало возвращение к «Лэ о Лейтиан»: причем, само собою разумеется, автор взялся продолжить повествования не с того самого момента, на котором остановился в 1931 году (нападение Кархарота на Берена в воротах Ангбанда), а с самого начала поэмы. Текстологическая история этого произведения крайне сложна; здесь нет необходимости в нее углубляться, достаточно лишь отметить, что поначалу мой отец, по всей видимости, вознамерился радикально переработать «Лэ» в целом, но побуждение это вскорости сошло на нет или было вытеснено другими задачами, и свелось к нескольким кратким и разрозненным отрывкам. Однако здесь я привожу, в качестве пространного примера нового стихотворного произведения, созданного спустя четверть века, фрагмент из «Лэ», посвященный предательству Горлима Злосчастного, которое привело к гибели Барахира, отца Берена, и всего отряда, за исключением одного лишь Берена. Это, вне всякого сомнения, самый длинный из новых фрагментов, и – наглядности ради – его удобно сравнить с исходным текстом, приведенным на стр. 104–113. Как видно из этого отрывка, Саурон (Ту), явившийся с «Острова Гаурхот», заменил Моргота; а по качеству стиха это совершенно новая поэма.
В начале нового текста я привожу короткий фрагмент под названием «О благословенном озере Аэлуин», не имеющий аналога в исходном варианте.
Деяний храбрых без числа
Свершал отряд; наймиты зла,
Их посланные превозмочь,
От смельчаков бежали прочь.
Хоть за изгоев нескудна
Была назначена цена —
Вергельд за короля таков! —
Но тайный лагерь смельчаков
Не удалось сыскать врагам.
Взнеслись уступами к снегам,
Голы, темны, за склоном склон —
Сосновый край Дортонион
К далеким уводил хребтам.
Гладь озера синела там:
Днем синева была светла;
В ночи, как в зеркале стекла,
В ней отражался ясный свет
Звезд и созвездий Эльберет,
Что в небе к Западу плывут.
Благословленный сей приют
Встарь осеняла благодать —
Не смели край тот осквернять
Ни орк, ни Морготов фантом:
Блестел озерный окоём
В кольце серебряных берез,
Вокруг, в болотах, вереск рос,
И остов каменный земли
Дрок и утесник оплели.
Близ Аэлуина вождь-изгой
В камнях устроил лагерь свой.
О Горлиме Злосчастном
Сын Ангрима, как молвит стих,
Горлим Злосчастный, среди них
Был всех отчаяннее. Он
Когда-то, молод и влюблен,
Ввел Эйлинель женой в свой дом,
И жил с ней счастливо вдвоем.
Уехал Горлим на войну,
И в разоренную страну
Приехал, возвратясь с войны:
Поля и пашни сожжены,
А дом, разрушен, разорен,
Темнеет меж безлистных крон.
А Эйлинель, его жена,
Похищена, увезена —
На смерть иль в рабство. В этот день
Ему на душу пала тень:
В глуши, от лагеря вдали,
Его сомнения гнели;
Ночами долгими без сна
Гадал он – вдруг жива она?
Вдруг уцелела, вдруг спаслась,
Под сенью леса схоронясь,
И в дом придет, и, в свой черед,
Погибшим Горлима сочтет?
Один, тайком, в ночи глухой
Он лагерь покидал порой;
Опасностям наперекор,
Прокрадывался вновь на двор,
Где нет ни света, ни огня
И бдил, и ждал, судьбу кляня,
Боль растравляя всякий раз.
А между тем немало глаз
Пронзали темноту и мрак:
Не ведал недостатка Враг
В шпионах тайных – и от них
Прознал о вылазках ночных.
Вот как-то раз осенним днем
Под стылым ветром и дождем
Пустился Горлим в долгий путь —
На дом покинутый взглянуть,
И видит: тускл и одинок,
В окне мерцает огонек.
Дивясь, подходит ближе он,
И обнадежен, и смущен.
Да, это Эйлинель! Она
Бледна, слаба, изнурена,
От слез померкнул взгляд ее,
Одета в жалкое рванье;
Она скорбит: «Горлим, Горлим!
Ты мертв! О, будь ты невредим,
Ты не расстался бы со мной!
Судьба мне прозябать одной,
И голодать, и холодать,
Бесплодной пустоши под стать!»
Он вскрикнул – огонек свечи
Погас, и на ветру в ночи
Завыли волки. Тяжела,
Длань на плечо его легла.
Так вражеским дозором он
Был схвачен, связан, приведен
К владыке духов и теней,
И волчьих стай. Страшней и злей
Всех прочих Морготовых слуг
Был Саурон. Сея смерть вокруг,
Он остров Гаурхот, свой оплот,
Покинул и повел в поход,
По слову Морготову, рать,
Чтоб Барахира отыскать.
В стан Саурона в глухой ночи
Свою добычу палачи
К его ногам приволокли,
Скрутив покрепче и петли
Не снявши с шеи. Много мук
Он претерпел от вражьих рук, —
И длились казни день и ночь,
Чтоб противленье превозмочь;
Но Горлим стойко муки снёс,
И, новых не страшась угроз,
Не выдал своего вождя.
Но вот, немного погодя,
Был в пытках сделан перерыв,
И некто, ближе подступив,
Заговорил с ним в тишине
Об Эйлинели, о жене.
«Ужель ты умереть готов,
Когда двух-трех довольно слов,
Чтоб для нее и для себя
Купить свободу? Вы, любя
Друг друга, будете вольны
Вдали от ужасов войны
Жить как вассалы Короля».
И Горлим, тем речам внемля,
В надежде вновь жену узреть
(Что тоже угодила в сеть
Наймитов вражьих, думал он)
И долгой пыткой изнурен,
Дал низким помыслам расцвесть,
И дрогнул, и забыл про честь.