Тотчас был пленник приведен
Пред Сауронов зловещий трон
Из камня. Горлим, рад не рад,
Стоял и, ужасом объят,
Взирал на жуткие черты.
«Ну, жалкий смертный! Значит, ты
Дерзнул со мной вступить в торги? —
Рёк Саурон. – Говори, не лги!
Цена измены какова?»
И Горлим, подобрав едва
Слова, и голову склонив,
Просил того, кто зол и лжив,
Ему свободу даровать,
Чтоб Эйлинель найти опять
И мирно жить с женой вдвоем,
Впредь не воюя с Королем.
И улыбнулся Враг слегка:
«Что ж, раб! Цена невысока
За стыд с изменой наряду!
Исполню все! Реки, я жду!»
И Горлим был уже готов
Отречься от позорных слов,
Взяв обещания назад:
Но Саурона горящий взгляд
Огнем несчастного ожёг,
И тот солгать уже не смог.
Тому, кто оступился, вспять
Возврата нету; рассказать
Пришлось ему все то, что знал —
Так братство и вождя вассал
Предал – и ниц повергся.
«Дрянь,
Никчемный червь! – рёк Саурон. – Встань
И слушай! И до дна испей
Отмеренный рукой моей
Фиал скорбей! Знай – пуст твой дом,
Глупец! Ты видел лишь фантом,
Обманный морок, что помог
Влюбленного завлечь в силок!
Объятья духов холодны!
А что же до твоей цены —
Я расплачусь с тобой сполна:
Давно мертва твоя жена
И стала пищей для червей
Тебя ничтожней и гнусней!
Но вновь ты встретишь Эйлинель
И ляжешь вновь в ее постель,
Забыв про войны, гнет невзгод
И мужество! Награда ждет!»
Уволокли его, и он
Жестокой смертью был казнен,
И в яму сброшен был, на дно,
Где упокоился давно
Несчастной Эйлинели прах —
Убитой в выжженных лесах.
Так сгинул Горлим, и не раз
Он клял себя в предсмертный час.
Так Моргот сплел искусно сеть,
Чтоб Барахира одолеть.
Предательство свело на нет
Благословенье, что от бед
Хранило край тот испокон:
И пал невидимый заслон
Вкруг Аэлуина – в тайный стан
Был путь отныне невозбран.
О Берене, сыне Барахира, и о том, как ему удалось спастись
Стояла осени пора,
Пригнали с Севера ветра
Густую хмарь. Темна, мутна,
Плескала стылая волна,
И шелестел пожухший дрок.
«Сын Берен, – Барахир изрёк, —
Дошла молва: на нас Гаурхот
Рать многочисленную шлет;
У нас же на исходе снедь.
Тебе достался жребий – средь
Всех прочих: так ступай скорей
Просить подмоги у друзей,
Какие даже посейчас
Тайком поддерживают нас,
И постарайся принести
Нам вести. Доброго пути!
Вернись скорей! Отряд наш мал,
Да Горлим или заплутал,
Иль мертв. Нам без тебя невмочь!
Прощай!» Пустился Берен прочь;
Пока же шел сквозь чащу он,
В душе, как погребальный звон,
Звучали эхом без конца
Последние слова отца.
Сквозь лес и топь, и луг, и лог
Он шел и шел: был путь далек,
Он миновал Сауронов стан:
Пылал костер, багрово-рдян,
И вой заливистый не молк:
То промышляли орк и волк.
Когда же повернул он вспять,
Пришлось ему заночевать
В лесу: устал и изнурен,
Найдя барсучью нору, он
Залег под корни и траву.
Во сне, а может, наяву
Он слышал: маршем шли войска —
В нагорья, вверх, под облака,
К крутым плато в кольце хребтов,
Под звон кольчуг и лязг щитов.
Затем он соскользнул во тьму —
На дно – но удалось ему,
Рванувшись из последних сил,
Всплыть вверх и вынырнуть сквозь ил
У кромки сонного пруда.
Темнела тусклая вода,
Деревья мертвые вокруг
Вздымали ветви: каждый сук
Листва живая облекла —
Трепещут черные крыла,
И гнутся ветки, как былье:
Нет, то не листья – воронье!
Сочится кровью каждый клюв.
Камыш и ряску всколыхнув,
Отпрянул Берен прочь. Но вот,
Над мертвой гладью жутких вод
Сгустилась тень, бледна, тускла,
И тихо, медленно рекла:
«Я Горлим был, теперь я дух,
Лишенный воли, к чести глух,
Предатель преданный. Не стой,
Не жди! Назад спеши стрелой!
О Барахиров сын, воспрянь!
Сомкнулась Морготова длань
На горле твоего отца!
Про тайный стан у озерца
Проведал Враг – и знает путь
В наш лагерь». Адских козней суть
Раскрыл тут Горлим, рассказал,
Как он обманут был и пал,
В слезах просил простить ему
И канул вновь в немую тьму.
Проснулся Берен, – ярый гнев
Его объял, в груди вскипев;
Свое оружье подобрав,
Как вспугнутый олень, стремглав,
Помчался он, не чуя ног,
Через болота, лес и лог,
До света не повременя.
С закатом, на исходе дня
Вернулся к Аэлуину он.
Багряно-алый небосклон
Огнем на западе пылал,
Но Аэлуин – от крови ал,
Кровь меж камнями запеклась;
Красна истоптанная грязь.
А на березах тут и там
Расселась по нагим ветвям
Густая стая воронья,
Ошметки влажные клюя:
Как клочья мглы, черным-черна.
«Не скор был Берен! – так одна
Закаркала. И жуткий хор
Откликнулся: «Ха-ха! Не скор!»
И Берен поскорей в камнях
Похоронил отцовский прах,
Не начертав ни рун, ни слов
Над насыпью из валунов;
Но в верхний камень, исступлен,
Ударил трижды; трижды он
Отцово имя прокричал,
И эхо дрогнуло средь скал.
«За гибель я твою воздам,
Хотя бы к Ангбандским вратам
Судьба направила меня», —
И он, слезы не пророня,
Отворотился молча: мгла
Герою сердце облегла:
Сир, обездолен, одинок,
Он в ночь пустился без дорог