Русско-шведская война. 1610–1617 - Сергей Николаевич Бирюк. Страница 21


О книге
французы, шотландцы, бельгийцы, немцы, голландцы и т. д. Для оплаты наемников договор устанавливал огромную сумму – 32 тыс. рублей (96 000 риксдалеров) в месяц, давая им формальное право в любое время уйти из России. Ежемесячное жалованье всадника составляло 25 риксдалера, пехотинца – 12. Делагарди, как главнокомандующий, имел 5000 риксдалеров ежемесячно, полковник – 4000[118]. Стоит заметить, что содержание четырех немецких пехотных полков, общей численностью менее 4000 воинов, нанятых в 1632–1633 гг. для освобождения Смоленска, ежемесячно обходилось примерно в 23 000 рублей[119].

Уже первые бои между войсками Делагарди и Лжедмитрия II продемонстрировали, что «немецкая» пехота, ощетинившись пиками, успешно отражала натиск польской конницы, которая легко опрокидывала и русскую, и «немецкую» наемную конницу. Так было в ходе сражений у Торжка и Твери[120].

К сожалению, правительство ни разу не смогло выплатить наемникам установленное жалованье. В лагере Делагарди начался бунт. Несколько серьезных битв с гусарской конницей убедили наемников в опасностях похода в места, «откуда они не смогут воротиться, не получая при том и обещанной платы». Большинство наемников повернуло назад и вообще покинуло пределы России: Делагарди удалось остановить на Валдае только 1200 человек[121].

Впоследствии русскому правительству удалось нанять еще один шведский отряд под командованием Э. Горна. Но пока М.В. Скопин-Шуйский и его воеводы, убедившиеся в эффективности западноевропейской тактики и познакомившись поближе с основными принципами голландской военной школы, решили обучить ей ополчение.

Военной обязанностью населения Поморья и Верхнего Поволжья была «посошная служба», выделение людей и средств для производства военных перевозок, осадных и иных инженерных работ. К началу XVII в. «посоха» не предназначалась для участия в боях и, как правило, была безоружной. Другой обязанностью населения была ратная служба «даточных людей» этих регионов, однако в XVI в. их регулярный сбор почти не производился. Только в конце 1608 г. с началом восстания против власти Лжедмитрия II, «посошные» рати городов Русского Севера и Верхнего Поволжья вновь стали вооруженным ополчением. Каждая рать состояла из сотен под началом голов, выбранных из «лутчих людей»[122].

Источники сообщают некоторые сведения о вооружении русских ополченцев и об употребляемых ими боевых приемах. Имеются интересные указания на успешные действия русских лыжников, на постройку засек. Вооружение ратников ополчения зависело от регионов проживания. Если вооружение пахотного крестьянина было малоудовлетворительным, то большие, развитые города могли едва ли не поголовно вооружить своих ратников «огненным боем»[123].

Ополченцы городов Русского Севера и Верхнего Поволжья выступали теперь «со всем ратным оружием». Судя по требуемым припасам (по 50 пудов «зелья пищального» и свинцу из одного Устюга), были поголовно обеспечены ручными пищалями и даже имели пушки[124].

Устюжанам не уступали ярославцы: «Да и зелью расход велик с пищалми людей много, а не дать кому на драку зелья, ино от воров погибнут». Именно в Ярославле, развитом центре городской культуры, стягивавшем экономические связи центральных областей России и Севера, были предприняты первые попытки введения европейского военного строя[125].

Весной 1611 г. ярославцы, готовясь к походу против интервентов, овладевших к этому времени Москвой, сделали 2000 длинных железных копий[126].

Исследователь Г.Н. Бибиков, опираясь на сообщение Видекинда, пишет: «Из Ярославля прибыло 1500 снабженных надлежащим оружием по обычаю Поляков – пехотинцы более длинными копьями, а всадники пиками», относил начало использования длинных копий к моменту, предшествующему совместному пребыванию русских шведов в Калязине или Александровской слободе. Г.Н. Бибиков считал, что ярославцы ознакомились с боевыми приемами польско-литовских интервентов в период полугодовой оккупации Ярославля. Таким образом, по мнению Г.Н. Бибикова, можно предположить наличие определенной инициативы со стороны ратных людей, в частности из Ярославля[127].

Продолжение европеизации русской армии в значительной мере зависело от возможности организовать массовое обучение ратников, для чего требовался авторитетный центр. С августа 1609 г. этим центром стал лагерь Скопина-Шуйского. По мнению Бибикова: «Огромная историческая заслуга Скопина заключается в том, что он понял все положительное значение проявленной ярославцами инициативы и стал не только подлинным «вождем», но и «наставником» московского войска»[128].

О.А. Курбатов относит приход ополченцев с «хорошим вооружением: пешие имели длинные копья, а конные – пики, как у поляков» из Ярославля в лагерь Скопина-Шуйского на осень. Судя по рассказу А. Палицына о действиях конного отряда Д. Жеребцова в Троице-Сергиевом монастыре, всадники также обучались «немецкой ратной мудрости». Кроме того, еще в январе 1609 г. Скопин-Шуйский послал в Устюжну Железнопольскую вместе с подкреплениями и порохом особое наставление о ратном деле[129]. Вероятно, что все-таки князь Михаил был инициатором внедрения европейской тактики.

Ведение военных занятий было поручено шведскому офицеру Кристеру Сомме. Согласно шведским историкам Видекинду и Далину инициатором реформирования русской армии был Делагарди, который сказал русским «…что надобно их войско обучить прежде, нежели с оным предпринять может, и в самом деле употребил к тому Христера Соме». Согласно русскому летописцу и сохранившемуся тексту договора между Скопиным и Сомме от 21.08.1609 г. поступил на службу по особому соглашению, на особых условиях. Договор гласил «что ему (Сомме) со всеми людьми от меня (Скопина-Шуйского) не отстать нигде, ни которыми делы», причем, уже по инициативе Скопина-Шуйского, Сомме предлагалось связаться с Делагарди[130].

Сомме немедленно принялся за дело. Видекинд пишет: «У него там ни дня не проходило даром: московитских воинов, имевших хорошее вооружение, но пока необученных и неопытных, он в лагерной обстановке заставлял делать упражнения по бельгийскому (нидерландскому) способу: учил в походе и в строю соблюдать ряды на установленных равных расстояниях, направлять, как должно, копья, действовать мечом, стрелять и беречься выстрелов; показывал, как надо подводить орудия и всходить на вал»[131].

Согласно Видекинду, на первом месте было строевое обучение – «соблюдать ряды на установленных равных расстояниях». Это представляло важнейший элемент нидерландской военной тактики, где солдаты должны быть обучены слаженно маневрировать[132].

Применение длинного копья требовало тщательной выучки, так как нанесение им действенного удара, согласно авторитетным отзывам военных историков, – дело очень трудное. Требовался удар верный, относительно медленный, наносимый при удобном случае, причем приходилось преодолевать сильно мешающую, особенно при энергичном выпаде, вибрацию древка[133].

Случаев применения «нового ратного строя» и в частности пик, известно немного. Так в боях под Калязином (18 и 19 августа 1609 г.) литовская конница напоролась на «штакеты», а при Александровской слободе (29 ноября) на «надолбы» – вероятно речь идет о «испанских рогатках», – прикрываясь которыми, войска Скопина отражали атаки. Действия пришедшего в октябре 1609 г. в Троице-Сергиев монастырь небольшого отряда «с вогненным боем» при вылазке оказались неудачными.

Второй известный случай применения «нового ратного строя» уже упоминался. Речь идет о весне 1611 г., когда

Перейти на страницу: