Интересно, только мне кажется, что все младенцы выглядят одинаково? Как будто инопланетяне.
Я сажусь в кресло, и в это время по видеосвязи звонит Фрэнки.
– Привет, – устало говорю я.
– Что случилось? – Она с подозрением прищуривается.
– На работе кошмар, – объясняю я. – Аврал за авралом. Клянусь, еще немного, и эта работа меня доконает.
– Только не сегодня, – ободряюще улыбается Фрэнки.
Я слабо улыбаюсь, радуясь, что уехала из офиса, но в голове еще крутятся события рабочего дня.
– Не стану врать, – признаюсь я, – я очень довольна поправками, которые внесла в завтрашнюю презентацию для нашего генерального. Думаю, я поняла, как разом определить проблемы нашего акционера. Для увеличения стоимости компании наращиваем максимальную операционную эффективность.
Фрэнки закатывает глаза:
– Лена, а можно человеческим языком?
– Прости, пожалуйста, – смеюсь я, понимая, как ее бесит мой профессиональный жаргон.
С Фрэнки (Франческой) мы познакомились на первом курсе Нью-Йоркского университета, когда нас поселили в одну комнату в общежитии. Нас роднили схожие взгляды на главные жизненные вопросы, но были и отличия, благодаря которым мы друг с другом не скучали. Мы подружились на почве множества вещей, о которых у нас имелось мнение, отличное от большинства: обе терпеть не могли еду из столовки и помешанных на парнях девчонок с нашего этажа; нам обеим нравились разноцветные, а не белые елочные гирлянды и запах карандашной стружки. Мы обе зачитывались книгами Энн Ламотт, слушали альтернативный рок и обожали Зои Дешанель.
– В общем, я сейчас в парикмахерской, – продолжаю я, улыбаясь Кристен в зеркало. – Хочу быть во всеоружии сегодня вечером.
– Только дай слово, что не отрежешь челку! – в шутку умоляет Фрэнки.
Я смеюсь, вспоминая, как однажды вечером мы с Фрэнки решили отрезать друг другу челки. До сих пор помню, как она всхлипывала, с ужасом глядя на себя в зеркало в нашей крохотной ванной, когда я отмахнула ей челку почти под корень.
– Ну что я могу сказать, – хохочу я. – Получилось… миленько.
– У тебя да, – фыркает Фрэнки. – А я стала похожа на пуделя. Почему ты меня не предупредила, что девчонкам с кудрявыми волосами челка, как у Зои, не светит!
– Мне было восемнадцать! – со смехом отвечаю я. – Что я тогда в этом понимала?
По окончании университета мы с Фрэнки еще несколько лет на пару снимали жилье в Бруклине. А потом мне предложили работу в Сан-Франциско, а она осталась завершать последний семестр курса MBA[2]. И хоть Фрэнки была лучшей на курсе в Нью-Йоркском университете, она не откликнулась на выгодные предложения от престижных манхэттенских фирм. Вместо этого моя подруга возглавила некоммерческую организацию на севере Бруклина, которая помогает молодежи из неимущих семей. Вот такая она, Фрэнки.
Кристен уводит меня к раковине мыть голову, и звонок приходится прервать без лишних объяснений – роскошь, доступная только близким подругам.
– А давай слегка тебя завьем? – предлагает Кристен, когда мои волосы вымыты шампунем и напитаны кондиционером. – Что-нибудь женственное, романтичное.
– Кудри? – сомневаюсь я. – А это не… слишком?
Кристен мотает головой.
– Не волнуйся, я не сделаю из тебя Ширли Темпл[3]. Обещаю.
«А что плохого в кудрях?» – звучит в голове голос Фрэнки. Представляю, как она проводит рукой по своим темным тугим завиткам, которые идеально подходят ее энергичному характеру.
Я смотрю на свои тонкие, прямые, как палки, русые волосы и вспоминаю слова Кевина, когда несколько месяцев назад в очередной раз собиралась стричься. Каре с идеально ровным срезом всегда было моей фирменной прической, но Кевин предложил немного изменить стиль, выбрать что-нибудь «помягче».
– Ладно, я согласна на легкие волны, – нехотя сдаюсь я. – Только не переусердствуй! Тугие кудряшки Фрэнки мне не пойдут. Это ее уникальный стиль.
Фрэнки вообще уникальная. Во всех смыслах. Умная, веселая и земная – красавица, но без самолюбования. Ее мама – педагог дошкольного образования, родом с Сицилии, папа – банкир из Огайо. Однако у Фрэнки своя, особенная внешность: смуглая кожа, внимательные светло-карие глаза и, конечно, кудри. Она прекрасна, но эта красота естественна. Фрэнки из тех женщин, кому невдомек, что ими любуются из дальнего угла комнаты.
А я совсем не уникальная. Я стройная, с глазами болотно-зеленого – редкого, как мне сказали, – оттенка. И да, у меня красивые ноги, что, я считаю, компенсирует мои не слишком густые волосы.
– Дай-ка я над тобой поколдую, – говорит Кристен, орудуя щипцами для завивки.
Она чем-то сбрызгивает, закручивает и взбивает мои безжизненные волосы, пока они не начинают выглядеть… прямо-таки божественно.
– Готово! – наконец объявляет она, отступая на шаг от кресла и довольно улыбаясь мне в зеркало. – Лена, ты выглядишь сногсшибательно!
Я судорожно сглатываю, глядя на свое отражение. Я довольно дисциплинированный человек и всегда за собой следила: минимум косметики, ежедневная пятикилометровая пробежка для поддержания своих пятидесяти семи килограмм, в форме, подобранная со вкусом одежда для офиса. Но сейчас передо мной предстала совершенно другая, более женственная я! Кевину понравится, сто процентов. А мне? К горлу подступает ком.
– Так, а что у нас с лицом? – мягко спрашивает Кристен, чувствуя мое состояние.
Я прикусываю губу.
– Ты слегка волнуешься, и это нормально, – успокаивает она. – Помню, перед помолвкой я страшно нервничала. – Кристен вдруг замолкает. – Или тут что-то еще?
– Все в порядке, – быстро отвечаю я, расправляя плечи. – Как ты сказала, это все нервы.
* * *
С гулко бьющимся сердцем я выхожу из такси и смотрю на вход в ресторан. Лист ожидания удостоенного двух мишленовских звезд Le Rêve (в переводе с французского «мечта») забит на полгода вперед. Заведение считается культовым среди гурманов, и, судя по надменному выражению лица администратора, там царит атмосфера подчеркнутой помпезности.
Я оглядываю лобби в поисках Кевина и, не увидев его, проверяю телефон. На экране высвечивается текст сообщения:
Прости, совсем закрутился.
Опаздываю.
Садись за наш столик.
Буду мин через 15–20.
Я стараюсь не злиться. Кевин работает в сфере коммерческой недвижимости, и его график столь же непредсказуем, как и мой, а может, и хуже. Да еще в последний момент он согласился поехать с шестилетним племянником на экскурсию в качестве сопровождающего лица.
– Мэм, ваш столик готов, – заявляет надменный администратор.
Я сдерживаю раздражение и следую за мужчиной в накрахмаленной рубашке в центр обеденного зала. Сидя за столиком в одиночестве, я чувствую себя выставленной напоказ, взгляды окружающих устремлены на меня. К счастью, улыбка официанта и шампанское, которое он мне вручает, благотворно действуют на мои разыгравшиеся нервы. Делаю большой глоток.
– Добрый вечер! – здоровается официант, профессионально держа согнутую руку за