— Гуляй. Только далеко не забредай, — разрешила Быстрая, и я удалился.
«Точно. Окипета переводится, как Быстрая. Так звали настоящую гарпию из легенд древней Греции. Всего их было три сестры из рода титанов. Аэллопа – Вихревая. Келайно – Быстроногая. И Окипета.
Но Истома больше похожа на нормальную эринию-фурию. Тоже из греческих легенд, тоже о трёх сёстрах, но уже о богинях мести. Мегера, Тисифона и Алекто. Их имена переводятся как Завистливая, Мстящая и Безжалостная. У этих точно причёски из гадюк, как у Медузы», — осенило меня не ко времени, когда только-только переступил порог, и заполировало ссылками из Греции, в которой, согласно Чеховской «Свадьбы», не только «всё есть», но и много кого и чего якобы рождалось и случалось.
Даже не сообразил, как и почему не отправился в лагерь людоеда, а бодро промаршировал через мосток и свернул влево на тропу, ведущую не куда-нибудь, а в самую настоящую бесконечность.
Наполовину заснувшим разумом понимал, что при каждом шаге картина мира дёргается и разительно меняется, а сосредоточиться на несуразностях не мог. Продолжал рыться в фантомных картинках с орущими гарпиями, догадываясь, что так они оглушали и морочили людей, и те переставали ориентироваться в пространстве, поэтому не могли сопротивляться.
«Точно как я сейчас. Но почему? Чтобы догадался, что Истому обозвали Окипетой из-за её кудахтанья и быстрых перелётов? Ну, сообразил, и что дальше?.. Богини мести перевоспитались и стали Милостивыми эвменидами? Понял. Ясно. Вижу. Я же не кто-нибудь. Я же Понимающий Вселенную. Только вот никак не…
Какой ещё Оморфос?.. Мир? Приятно познакомиться. А я Александр…
Нет?.. Не мир? Кто же со мной говорит?.. Сторгикос-Илиос? Ласковое Солнце? Понял. А я… Куда?.. На экскурсию? По Красавцу? Ведь так переводится название… Имя мира? Конечно», — наконец прояснилось в соображалке, и я понял, по какой «внеземной» причине после обеда стал сам не свой и, с облегчением вздохнув, отправился на ознакомительную…
В общем, отправился по назначению, которое оказалось Предназначением. Даже не так. Предназначение – это, во-первых, Смысл существования индивидуума, а во-вторых, его Призвание. Я же отправился «Понимать Вселенную» и её… Персон, индивидов, субъектов. Всех. С судьбой-то не спорят. Тем более после тех ещё её выкрутасов…
Листаем далее.
* * *
Когда в голове кое-как успокоилось и отстоялось… Или всё диковинное и неправдоподобное перемололось и более-менее усвоилось, я сосредоточился на экскурсии, которую устроила астра с матронимом Илиос. Осознал, что спешить никуда не нужно. Наоборот, я должен был либо стоять на месте, либо изредка делать короткие шаги. Так «сгибание пространства», о котором лепетала Глаша, переставало дёргаться, а плывшие навстречу пейзажи и облака переставали рябить в глазах.
Стоять мне не хотелось, потому что представлял, как всё за спиной не просто устремлялось в синюю даль, а одномоментно, будто от выстрела огромной силы, срывалось с места и улетало, расколовшись на миллиарды осколков-черепков. Точь-в-точь, как вся моя прошлая жизнь. Боялся, что возвратиться из этой согнуто-пространственной экскурсии мне уже не суждено, а значит пришло время очередных умопомрачительных перемен, к которым не готов.
«Как говаривал дядька Угодник, найденный в Семалии, перемена блюд. А ведь я его и в этот раз нашёл, только не угадал. Имя ему другое дали – Семён Калика. Подумал, что какой-то старший брат. Издалека не разглядел. Не до того было…
Вызволил его из Жёлтого дома и с Ильёй Ивановичем отправил на Тейю. Потом через Воллемию, с помощью которой искал и находил Калик, наказал им бродить по всем возможным и невозможным кластерам галактик, с прямым течением времени и с обратным. А выходя из лабиринта на берег Гадеса, обязательно забредать в воду и нащупывать в ней Струи Времени.
Делать так до тех пор, пока эти Струи сами не взорвутся и не проглотят их, чтобы отправить домой. В кластер галактик, который станет родным. Пусть не сразу. Но после ближайшей хроноволны обязательно.
Ну, а если Струи не будут вспучиваться – повторять фокус с жемчужинами из одной ракушки, которую можно потрошить хоть сто раз кряду, если возвращаться на несколько часов, или даже минут, в прошлое.
Нырнул, взялся руками за трепещущий пучок Струй, и перехватился на десяток сантиметров вниз. Если перехватишься больше чем на полметра – попадёшь в прошлый день. Если наоборот, перехватишься вверх, против течения…
Но течение только в речке, которая Стикс. В Гадесе, когда ныряешь напротив лабиринта, сложнее ориентироваться где завтра, а в каком направлении вчера», — размышлял я о чём угодно, лишь бы не думать о действительно важном в тот момент.
«Хорошо, что память на самом деле восстановилась… Почти восстановилась и пополнилась знаниями о приключениях на Тейе и букете… Нет. Скорее, букетах Млечных Путей. Значит, бывал не на одной Тейе, а на нескольких. Где же меня амнезия накрыла?» — не внял я голосу разума и продолжил игнорировать «проволи», которая «эпидейкси».
Извините. Конечно, «демонстрацию», которая «представление» для ознакомления с миром-молчуном по имени Оморфос. И он вроде бы обиделся.
«Как бишь ты себя раньше называл?» — громыхнуло в голове вопросом от тихони, который, наконец, изволил выйти на связь с букашкой, мозолившей глаза и упрямо не замечавшей ни красоты демонстрируемых пейзажей, ни усердий по сгибанию-разгибанию планетарного пространства.
— Пронимфи амфивиас. По-русски – Головастик. Только это не я себя называл, а родная астра так называла. Моя Сторгикос, которая Кармалия, — доложил я, остановившись, и с пролетарским задором начал разглядывать ландшафт, на всех парах мчавшийся навстречу.
«Говорят, из-за тебя и твоих воплощений пропали какие-то галактические паразиты? Как же ты смог такое провернуть?» — прогремело более-менее удобоваримо для неведомых мысленных «ушей», о наличии которых я догадывался, но понять, как можно слышать «немой» вакуумный крик астр и миров – ума не хватило.
— Всего лишь был орудием в руках Провидения. Или Безначального. Сам бы никогда… А я сейчас на закат э-э… Перемещаюсь? День никак не кончается, — ответил я и сразу задал отвлечённый вопрос, потому как заподозрил, что Оморфос стеснялся признаться, что сам «болел» этими паразитами.
Но в этот момент Молчун толкнул меня в спину, и я, невольно шагнув вперёд, оказался на самом берегу моря-океана, а мчавшаяся навстречу картинка с пейзажами и облаками замерла.
От неожиданной смены… Не так. От такой «перемены блюд» я инстинктивно сделал ещё пару шагов в сторону моря, погашая не существовавшую в тот момент инерцию, и замер,