Он встретил меня очень любезно, прочитал предъявленное мною предписание полка и, сказав, что очень занят срочной работой, рекомендовал прийти через час, когда генерал-квартирмейстер вернется с обычной своей вечерней прогулки. Явившись в управление коменданта главной квартиры, я поехал в отведенный мне номер гостиницы «Метрополь», помылся, переоделся и через час был опять у Носкова, проводившего меня к Михаилу Саввичу Пустовойтенко.
► Меня радушно встретил генерал-майор, когда-то поручик 15-го стрелкового полка, которым я знал его с 1891 г. Бывая в доме отца моего товарища по 2-му кадетскому корпусу, генерала от артиллерии Павла Алексеевича Салтанова, я познакомился там с Пустовойтенко, как женихом его дочери, Ксении Павловны, вскоре затем по окончании академии Генерального штаба и женившегося на ней. До войны Пустовойтенко считался ординарным офицером Генерального штаба, ничто не выдвигало его; против обыкновения, он и полком (182-м пехотным Гроховским) командовал пять лет, стоя с ним в такой дыре, как Рыбинск. Незадолго до войны, в начале 1914 г., он был произведен в генерал-майоры с назначением на должность начальника штаба одного из сибирских корпусов. Он отправился туда дальним морским путем и прибыл на место уже в конце весны. В это время Янушкевич был назначен начальником Генерального штаба. Тесть Пустовойтенко Салтанов пользовался глубоким его уважением; Янушкевич хотел сделать ему приятное и сказал генерал-квартирмейстеру Генерального штаба Ю. Данилову, что хотел бы видеть Пустовойтенко в Петербурге. Данилов исполнил это желание, но назначил генерал-майора на полковничье место 2-го обер-квартирмейстера. Пустовойтенко возвращался обратно. В это время была объявлена война. Предназначавшийся еще раньше на место генерал-квартирмейстера штаба Юго-Западного фронта генерал-майор Лукомский, женатый на дочери Сухомлинова, отказался от этого поста. Алексееву неожиданно пришлось выбирать новое лицо. К составленному им списку кандидатов Янушкевич рекомендовал прибавить Пустовойтенко. Кончилось тем, что, не зная его лично, Алексеев на нем и остановился. Вот обстоятельства, которые способствовали такой быстрой карьере моего старого знакомого.
Я передал ему письмо его жены, приветы Салтановых и ждал служебных указаний.
► Михаил Саввич вкратце посвятил меня в предстоящую мне работу, сам, однако, не отдавая себе ясного в ней отчета. Как и предупредила меня Ксения Павловна, знавшая о моем переводе из писем мужа, я понял, что буду работать под руководством Носкова по созданию более нормальных отношений Ставки с периодической печатью. Общая мысль добрососедского единения с печатью принадлежит Алексееву, а ему подсказана отчасти генералом Эвертом. Затем Пустовойтенко рассказал кое-что из жизни штаба.
Прежняя Ставка, при Николае Николаевиче и Янушкевиче, только регистрировала события; теперешняя, при царе и Алексееве, не только регистрирует, но и управляет событиями на фронте и отчасти в стране. Янушкевич был совсем не на месте, и прав кто-то, окрестивший его «стратегической невинностью». Расстроенность разных частей армии значительна и вполне известна. Царь очень внимательно относится к делу; Алексеев – человек прямой, глубоко честный, одаренный необыкновенной памятью. Михаил Саввич считает его недосягаемо высоким для всех, не исключая и самого себя. Его доклады царю очень пространны. Новый штаб хочет отдалить себя от дел невоенных и стоит совершенно в стороне от придворных интриг; Алексеев и Пустовойтенко ничего не добиваются, ведут дело честно, не шумят, пыль в глаза никому не пускают, живут очень скромно. Собственно штаб, не по форме, а по существу, составляют: Алексеев, Пустовойтенко, генерал-майор Вячеслав Евстафиевич Борисов и Носков. Это – его душа, все остальное – или исполнители их воли и решений, или мебель…
Во время такого посвящения, когда я или молчал, или только спрашивал, дважды входил Алексеев, которому я и был тут же представлен. Он очень просто подал руку, но ничего не спросил. Тон его разговора с Пустовойтенко дружеский. Он был озабочен чем-то; нужны были какие-то справки, за которыми он сам и пришел из своего кабинета, не желая, по своей манере, беспокоить подчиненного.
► Михаил Саввич живет в одной комнате, где стоят: походная кровать, какой-то убогий стол, три чемодана, повешен маленький рукомойник, вот и все. В соседней комнате его служебный кабинет, где тоже никакой обстановки; на столах разложена масса военных карт. При мне ему и Борисову денщик принес ужин: глиняная крынка с простоквашей и по кусочку черного хлеба.
► Вернувшись к Носкову, я получил от него распоряжение отправиться домой и прийти к нему на следующий день, после 2 часов дня. Прощаясь, Носков показал мне следующую телеграмму, посланную сегодня Пустовойтенко генерал-квартирмейстеру Генерального штаба генералу Леонтьеву и главнокомандующим фронтами: «Адмирал Эбергардт просит распоряжения всем газетам империи воспретить писать о появлении и действии подводных лодок неприятеля в Черном море, кроме данных официальных сообщений».
26-е, суббота
Завтракал в штабном собрании. Оно устроено из кафешантана, бывшего при гостинице «Бристоль», где теперь живут чины военных миссий дружественных нам держав. Довольно большой зал с небольшой сценой, занавес спущен. Вот план столовой (см. чертеж).
План столовой штабного собрания
За столом А весь генералитет штаба; здесь же сажают приезжающих по разным случаям министров, сановников и генералов, если они не приглашены к царскому столу. Место 1 – Алексеева, 2 – Пустовойтенко, 3 – дежурного генерала Петра Константиновича Кондзеровского, 4 – начальника военных сообщений Сергея Александровича Ронжина, 5 – начальника морского управления контр-адмирала Ненюкова, 6 – генерала Борисова.
Стол Б – члены военных миссий и прикомандированных к ним наших офицеров;
В – дипломатическая канцелярия, место а князя Кудашева;
Г – отдельные столы, за которыми сидят по четыре человека. Мой стол 1, мое место 2; со мной: капитан топограф Александр Васильевич Кожевников, поручик 14-го гусарского полка Николай Иванович Давыдов и корнет 15-го уланского полка Сергей Михайлович Крупин.
Весь штаб завтракает и обедает в две смены: первая в 12 ч дня и 6 ч вечера, вторая в 11/2 ч дня и 71/2 ч вечера; вся генерал-квартирмейстерская часть во второй смене, дежурство и прочее – в первой. Смена смену не видит иногда по целым дням, если не встречаются по службе или где-нибудь в свободное время. Кто опоздал к началу стола, опускает 10 коп. в благотворительную кружку; кто поздоровался в зале с кем-нибудь за руку – тоже 10 коп. Таковы обычаи еще со времени Николая Николаевича. Придя, каждый занимает свое место, и все стоят в ожидании начальника штаба, а если его нет, то Пустовойтенко или Кондзеровского. Когда садится