Во время завтрака было очень просто. Кормят отлично и очень обильно. Каждый, кроме Алексеева, платит в месяц 30 рублей и 3 рубля на прислугу (солдаты), а штаб приплачивает за каждого еще по 40–50 рублей; Алексеев платит за себя всю стоимость. Сегодня, например, давали: кулебяку с рыбой и капустой, ростбиф с салатом и огурцами, кофе, чай, молоко, виноград. Легкое вино за особую плату, водки нет.
В собрании есть два бильярда, почти всегда занятые, и небольшая читальня с несколькими газетами, «Сатириконом», «Столицей и усадьбой» и т. п. – почти всегда пустая.
► Генерал-майор свиты Борис Михайлович Петрово-Соловово производит впечатление бесталанности, но несомненной порядочности, держится просто, служит для поручений при главнокомандующем, выезжая для разбора каких-нибудь каверзных дел, жалоб и т. п.
► После завтрака отправился на службу. Носков живет в доме управления. Он тоже не отдает себе ясного отчета в новом порученном ему деле и ждет моего мнения. Я, в свою очередь, воздержался от формулирования своего мнения, ожидая его взглядов и решив сначала осмотреться и все обдумать. Зная более или менее о моем образе мыслей, который Пустовойтенко известен давно и довольно определенно, Носков прежде всего предупредил меня, что все управление всегда настороже, особенно в отношении дворцового коменданта, генерал-майора свиты Воейкова, везде толкающегося и все желающего знать и слышать.
► Курьезно, что министр двора граф Фредерикс, тесть Воейкова, женатого на его дочери, предупреждал Алексеева, чтобы он и его подчиненные не рассказывали ничего стратегического Воейкову… Это было сделано из ревнивого желания старика лишить зятя темы для беседы с государем, в которой сам Фредерикс, по незнанию, участвовать тоже не может.
► Генерал Борисов, товарищ Алексеева по Казанскому пехотному полку, служил по Генеральному штабу; после японской войны он написал какие-то статьи в «Новом времени», вследствие которых должен был выйти в отставку. Алексеев ценит его, как умного человека, имеющего серьезное стратегическое образование, вытащил его с началом войны из отставки в штаб Юго-Западного фронта, а затем и сюда. Там, как и здесь, Борисов почти целый день занят изучением создающейся стратегической обстановки, подготовляет материалы для истории – тогда фронта, теперь всей армии – и молча трудится до позднего вечера.
► Надзор здесь везде и за всеми при помощи всякой полиции: дворцовой, жандармской, общей, тайной и явной; полевые жандармы при вешалке и входных дверях управления и при кабинете Алексеева.
► Живущий в Полтаве генерал Николай Николаевич Четыркин заваливает Алексеева письмами, в которых подает ему всякие советы, особенно по внутренней политике. Сегодня надо было составить любезный, как всегда, но по существу бессодержательный ответ на последнюю серию писем, что-то штук пять или шесть. Носков, по-видимому, хотел испытать мое канцелярское перо и поручил это мне… Разочаруется.
Для иллюстрации приведу одно из писем этого проектомана: «Глубокоуважаемый Михаил Васильевич.
Из прилагаемой при сем вырезки из № 12970 газеты „Южный край“ видно, что, как и следовало ожидать, особое совещание по обороне не могло иначе поступить, как признать нежелательным прием на военную службу рабочих, изготовляющих военные предметы, так как промышленность уже мобилизовалась. Если промышленность частью и мобилизовалась, то, во всяком случае, не вся и очень неудачно. Признание рабочих в положении военнообязанных, при условии оставления их совершенно в том же положении, в котором они находятся сейчас, с обязательством их носить кокарды и ополченские кресты или гербы на головных уборах, не может нарушить хода работ заводов. Зачисление рабочих на военную службу даст правительству возможность держать рабочих в повиновении и не позволять им устраивать сходки и забастовки. Затем время покажет, что следует изменить в положении рабочих, но всякие перемены должны прежде всего преследовать главную цель – обеспечение безостановочности и производительности работ заводов.
Странно, что проект милитаризации заводов, работающих для войны, составлен не Военным министерством, а Министерством торговли и промышленности.
Мне кажется, что главным недостатком военно-промышленной организации является сложность ее, вследствие привлечения в ее состав совершенно разнородных элементов, из которых участие, например, членов Государственной думы и Государственного совета является совершенно лишним. Эти последние могут иметь значение лишь контролеров, но никак не членов распорядителей, если они не имеют своих заводов и фабрик.
Вместо объединения фабрик и заводов в районных группах и создания таким образом военно-промышленных трестов Военному министерству следовало разделить всю территорию России на промышленные районы, назначить в каждый из них, как я писал уже, военных специалистов для заказов на заводах и фабриках районов и для наблюдения за исполнением заказов. В каждом районе чины государственного контроля, вместе с представителями военного ведомства, с фабричными инспекторами и с представителями фабрик и заводов выработали бы условия заказов. Представители военного ведомства следили бы за успехом работ и за количеством изделий, государственный контроль охранял бы интересы казны, фабричная инспекция – интересы рабочих и представители фабрик и заводов – интересы владельцев их. Все эти органы в каждом районе составляли бы комитеты: интендантские, артиллерийские и военно-технические, под председательством представителей военного ведомства, и эти комитеты сносились бы непосредственно с главными управлениями Военного министерства. Такая организация отличается простотой и совершенно обеспечивает интересы военного ведомства, казны, рабочих и владельцев заводов; кроме того, она гарантирует от злоупотреблений трестов и всех искателей легкой наживы.
Прошу принять уверения в моем глубоком уважении и искренней преданности.
Покорный слуга Н. Четыркин».
Не распечатывая писем Четыркина, Алексеев передает их Носкову, а тот отвечает уже гуртом. Мой ответ не удовлетворил новое начальство – и немудрено, потому что я хотел дать ясно понять, что Алексеев не имеет времени читать такую требуху.
► Носков рассказал свой инцидент с варшавским архиепископом Николаем. Быв на вокзале в Варшаве, он бежал по делу через комнату, в которой сидел этот монах, и вдруг слышит крик: «Невежа, не знает, что надо отдать честь!» Носков сдержался и подошел узнать, кто этот вежливый архипастырь. Произошел крупный разговор, в котором Николай кричал: «Нахал!» – и откалывал фразы вроде: «Вот они, настоящие-то наши враги! Пастырей Христовых в грош не ставят, вот они!» Свидетельницей всей этой сцены была многочисленная публика. Носков не оставил выходки монаха, после которой два часа лежал в истерике, и подал рапорт. Николай был запрошен официально и отвечал, что хорошо не помнит происшедшего… Носков энергично добивается конца и ищет поддержки в протопресвитере военного и морского духовенства Шавельском и Воейкове; оба они, по каким-то личным соображениям, на его стороне.
► После