– Нет, есть. Но он такой забавный.
– Ну, по твоей речи тоже не скажешь, что ты…
– Завязывайте, – вмешался Лоуренс, – Ни к чему хорошему это не приведет. Вы уже начинаете доставать друг друга.
– Да пусть болтают, – сказала Келли, – Может, опять подерутся, а то скучно.
– Не дождешься, – возразила Элен.
Келли сделала вид, что ничего не слышала, и отвернулась к телевизору. Мэй смерила ее презрительным взглядом, сложила руки на груди и повернулась к остальным.
– Хотите, расскажу про себя? – с вызовом спросила она.
Открыто возражать никто не стал. Валентайн пожал плечами, Лоуренс что-то хмыкнул, мол, поступай как знаешь. Рейн и Элен тоже были не против. И с их молчаливого согласия Мэй продолжила:
– Да, внешность мне досталась от родителей, а их не выбирают. Если бы я могла поменять цвет кожи и разрез глаз – я сделала бы это не задумываясь; с той страной, откуда родом мои отец и мать меня почти ничего не связывает. Родилась я тут, в Соединенных Штатах. Мои родители бежали из Китая во время экономического кризиса, спасаясь от безработицы и голода. Мое полное имя – Мэй Вонг Чжоу, но зовите меня как раньше.
– Твои родители живы? – поинтересовался Рейн.
– Нет. Расстреляны за шпионаж в пользу Российской Империи четыре года назад, – совершенно спокойно ответила Мэй, словно сообщая о том, что ела на ужин.
– Ты так равнодушно об этом говоришь? – удивилась Элен.
Ей нравилась Мэй, они уже стали подругами. И такое проявление цинизма неприятно укололо Элен.
– Как говорят на Востоке: время лечит любые раны, – философски заметила Мэй, – Кроме того, они понесли заслуженную кару. Они действительно были завербованы агентурной сетью Империи. Собирали и передавали сведения о кораблях, входящих и выходящих из бухты Сан-Франциско. Отец работал в порту грузчиком. Я презирала и ненавидела их на протяжении нескольких лет, пока набиралась смелости…
– Так ты знала?
– Да, я знала. Они даже не пытались скрыть от меня свои контакты и разговоры. Почему они не захотели принять то добро, что сделала для них Америка? Неужели они не понимали, что им здесь будет гораздо лучше, чем в Китае? Мои родители не пожелали хранить верность стране, которая спасла их от голодной смерти. И это был их сознательный выбор, без принуждения. Так должна ли я горевать об их участи?
– Ну, это все-таки родители, – произнес Лоуренс, – Не чужие люди. Плохие или хорошие, но они заслуживают хоть каплю любви и уважения.
– Я лучше приберегу любовь и уважение для тех, кто этого действительно стоит, – сказала Мэй.
– Как же спецслужбы вышли на их след? – подключился к разговору Валентайн.
– Что, профессиональный интерес? – заметила Келли.
– Не без моей помощи, – ответила Мэй, – Мне было тогда двенадцать лет. В тот день отец решил впервые использовать меня как курьера, и я поняла, что пришло время отдать долг стране, которую я привыкла считать своей родиной. Не Китаю, а Соединенным Штатам. Промедли я немного, поддайся на уговоры отца и убеждения матери – оказалась бы на скамье подсудимых вместе с родителями. Я позвонила в полицию из автомата на улице и сказала, что мои родители – шпионы. Мне сперва не хотели верить, смеялись, думали это розыгрыш. Но когда я рассказала все, что знаю – отношение изменилось. Моих родителей арестовали и больше я их никогда не видела… Я не жалею об этом. Тем более, я была уже достаточно взрослой, чтобы позаботиться о себе. Но по здешним законам до совершеннолетия я не должна была жить одна – мне назначили опекунов, нормальную американскую семью. Они старались окружить меня заботой и лаской. Наверное, думали, что я убита горем поле потери родителей. Но к счастью, прежде чем я успела привыкнуть к этим хорошим людям, мне предложили принять участие в проекте «Зеленый свет». Очень настойчиво предложили, – усмехнулась Мэй.
– Предложили? – переспросила Элен, – А как же генетическое тестирование?
– О чем ты? – Мэй недоуменно взглянула на подругу, – Первый раз слышу про какое-то тестирование. К нам домой просто приехали люди из ЦРУ и велели мне собирать манатки. Если бы я отказалась – меня, наверное, забрали бы силой. Но мне стало интересно. А что за тестирование?
– Неважно, – пробормотала Элен, – Забудь.
– Ну и ну, – произнес Валентайн, – Мэй выложила нам всю свою историю, а никто к ней не придрался. Все прогнозы доктора Сьерра летят к черту.
– Нам что, пойти к Тэри или к самому генералу Блэки и повиниться в содеянном? – спросил Лоуренс, – Подумаешь, какие-то там неписаные правила…
– Отнюдь, – сказал Валентайн, – Я просто хотел сказать, что Мэй теперь как бы… отличается от всех нас.
– Это чем же? – чуть не возмутилась Мэй.
– Я понимаю, что имеет в виду Вэл, – сказала Элен, – Ты, Мэй, открыла нам свою душу, рассказала о себе. А мы пока держим свое прошлое при себе. Хотя я-то была не против рассказать еще при первом знакомстве.
– А почему бы нам не устроить вечера историй? – предложил Рейн, – Пусть каждый вечер кто-то расскажет о своей жизни до прибытия сюда. Даже если это будет неполная или частично выдуманная история, неважно. Важно то, что мы сможем лучше узнать друг друга.
– Есть правила, – хмуро возразила Келли.
– Дались тебе эти правила! – воскликнула Мэй, – Кто будет решать, что нам говорить? Кучка офицеров и психологов, которые считают, что это для нашего же блага? Или все-таки мы сами?
– Идея неплоха, – поддержал Рейна Лоуренс, – Но такое ощущение, что не всем она по вкусу. Кроме того, моя история совсем не такая интересная, как у Мэй, и я не думаю, что она вам понравится…
– Вот и расскажешь ее завтра, – сказал Рейн, – У тебя будет время выдумать красочные детали.
Лоуренс улыбнулся.
– Не торопи события, Рейн. Ты прав в том, что нам надо знакомиться ближе, но пусть это происходит своим чередом, естественным образом. Не нужно назначать кому-то время для выступлений. Завтра, через неделю, через месяц – какая разница? Мы все равно застряли здесь надолго.
– Верно, – согласился Валентайн, – Просто, если кто-то вдруг поймет,