У двери своей комнаты Рейн неожиданно остановился и обнял Элен за талию, притянув к себе.
– Но ты же мне веришь? – прошептал он, – Веришь, что я не выдумываю и не сгущаю краски?
– Я… – Элен запнулась, не зная, как реагировать, – Я не знаю… Да, наверное…
Рейн наклонился и поцеловал ее. У Элен было достаточно времени, чтобы ощутить, какие мягкие и теплые у него губы, но она словно оцепенела и не понимала, что происходит. Оттолкнуть его, или ответить на поцелуй – ни та, ни другая мысль не успели прийти в закружившуюся вдруг голову. А потом все закончилось.
– Спокойной ночи, Элен, – Рейн разжал объятия и скрылся за дверью своей спальни.
– Эээ… спокойной ночи, – пробормотала Элен, стоя перед закрытой дверью. Она уже жалела, что Рейн так быстро ушел, но войти или постучать в дверь не хватило духу.
***
Как и предупреждал Лоуренс, история его жизни и попадания в проект не отличалась оригинальностью. Он родился и вырос в городке Анже на северо-западе Франции. Отца Лоуренс почти не помнил, тот пропал без вести, когда мальчику было четыре. Спустя шесть лет умерла от рака его мать, и Лоуренса взяла на воспитание тетка.
Хотя он окончил школу с отличными оценками, о дальнейшем образовании можно было только мечтать. Надо было устраиваться на работу, чтобы не сидеть на шее и без того небогатой родственницы. Поэтому, когда на пороге появился офицер вооруженных сил Альянса и протянул официального вида конверт с предложением принять участие в неком научном проекте, Лоуренс воспринял это как подарок судьбы. С его точки зрения это не только решало все проблемы, но и позволяло достичь большего, чем если бы он окончил самый престижный европейский университет.
– То, чем мне предстоит заниматься здесь, – сказал тогда Лоуренс, – это настоящее дело. Я чувствую, что реально способен чего-то добиться, принести пользу. Может, даже стану героем и мою рожу будут малевать на постерах и сувенирных футболках. Стань я юристом, как хотела, наверное, моя бедная мама, я бы загнулся от тоски, перекладывая бумажки с места на место.
С того дня минула неделя. А сегодня пробило на откровенность Рейна. Речь зашла о том, кто какую профессию выбрал бы, не окажись они все в проекте «Зеленый свет». Мэй сказала, что в детстве мечтала стать врачом, Лоуренс отпустил обычную пошлую шуточку, насчет того, что он бы не прочь поиграть с ней «в доктора и сестричку» и тут же получил локтем в живот, а Рейн едва заметно встрепенулся при этих словах и помрачнел. Лишь несколько минут спустя он заставил себя открыть рот. Сначала его голос звучал спокойно и неторопливо, но ближе к концу в нем прорезались истинные, скрываемые чувства.
– Мой отец был хирургом, – произнес Рейн, – А мама – медсестрой, его ассистенткой. Они познакомились и влюбились на работе, и с тех пор не расставались и любили друг друга всю жизнь… До самого конца.
– Они… умерли? – осторожно уточнила Элен, хотя уже видела ответ в глазах Рейна.
– Слыш, чувак, ты извини за шутки, я же не знал, – сконфузился Лоуренс, но Рейн махнул рукой, мол, неважно.
– Давай, Рейн, – подбодрил его Валентайн, – Мы слушаем.
– Они погибли, – продолжил Рейн, отвечая на вопрос Элен, – У нас была очень дружная и счастливая семья. Мы часто проводили выходные вместе, ездили на пикники, экскурсии, за покупками. Отец и мама баловали меня, дарили подарки… Они, наверное, хорошо зарабатывали, но тогда меня это не интересовало. Я просто чувствовал, как они любят меня и друг друга, и как нам хорошо вместе. Я думал, так будет всегда…
Элен напряглась, предчувствуя неприятный поворот в этой истории. В этом мире слово «всегда» слишком часто оказывалось пустым звуком. Хотя Рейн обращался не напрямую к ней, а вокруг сидели еще четверо курсантов, она волновалась, словно он открывал ей душу с глазу на глаз.
– Жили они счастливо и умерли в один день, – тихо произнес Рейн, – Почти как в сказке, только это была не сказка, а кровавый кошмар для десятков людей.
– Несчастный случай? – спросила Мэй, – Катастрофа?
– Нет, это не был несчастный случай, – ответил Рейн, – Но мои родители, по крайней мере, погибли, выполняя свой долг. Это произошло четыре года назад…
Элен с содроганием осознала, что, кажется, понимает, о какой трагедии говорит Рейн. Она вспомнила недавний урок истории с миссис Майнхоф, тему международного терроризма и примеры террористических актов. То, как напрягся Рейн, когда инструктор говорила о волне взрывов, прокатившихся по столицам европейских государств как раз четыре года назад.
– Это ведь был теракт, да, Рейн?
Рейн кивнул.
– Взрыв в Амстердаме в августе восемьдесят восьмого. Проклятый год, проклятые неонацисты со своим гребаным давно сдохшим кумиром… И в результате – вероломный и подлый удар по невинным людям.
– Ты можешь не продолжать, если воспоминания слишком болезненны, – Элен положила руку на плечо Рейна, но он словно не заметил этого, поглощенный своими мыслями.
– В трех кварталах от больницы, где работали мои родители, находилось посольство какой-то африканской страны. Я даже не помню точно, то ли Мозамбик, то ли Чад… Вот оно-то и стало мишенью тех ублюдков. Взрыв прогремел у ворот посольства, пострадали в основном обычные прохожие. Тут же все вокруг заволокло дымом и пылью, поднялась паника, улицу запрудили брошенные или врезавшиеся друг в друга автомобили. Машины «скорой помощи» не могли подъехать близко, а люди на тротуаре возле посольства истекали кровью.
Элен с трудом сглотнула. Она почти физически ощущала ту боль, которую причиняли Рейну воспоминания, но понимала, что останавливать его уже поздно. Пусть лучше выговорится, ему станет легче.
– Что было дальше? – произнесла она.
– Отец и мама побежали к месту взрыва, с ними еще несколько врачей и медсестер из больницы. Они оказывали людям помощь прямо на улице, словно во время войны. В газетах их потом называли настоящими героями, так оно и было. И тут… – Рейн запнулся.
– Произошел второй взрыв,