– Может, мы и не сможем победить, – сказал Рейн, – Но мы заберем с собой не одного и не двух ваших Титанов и их пилотов. И даже сокрушив нас, вы опять окажетесь в том же тупике. Двинетесь вперед – на вас обрушатся ядерные бомбы. Попытаетесь отступить – но вам некуда возвращаться. Одумайтесь вы, наконец! Вы же взрослый разумный человек, боевой офицер. Почему я должен убеждать вас не выбирать наихудшее решение из всех возможных?! Я же хочу помочь, как вы не понимаете?!
– Тихо, парень, – велел Григорьев, – Я думаю.
Элен, пробудившаяся от своего полусонного состояния, напряженно вслушивалась в речь Рейна. Ее сердце замерло, пока она ожидала ответа полковника.
– Я слышу звон стали в твоем голосе, – с уважением произнес полковник Григорьев, – Но не позволяй эмоциям возобладать над твоим разумом. Когда ты так близок к успеху, глупо позволить одной ошибке или впопыхах брошенному слову все разрушить.
– Так что вы скажете, gospodin polkovnik? – настойчиво потребовал ответа Рейн.
– В истории нашего народа некогда была традиция, забытая лишь после того, как огнестрельное оружие унизило значение воинской доблести и отваги. В древности, когда на поле боя сходились две армии, часто бывало, что два богатыря выходили перед своими войсками и сражались один на один. В смертельном поединке, в полной мере демонстрирующем их силу духа и мужество. Нередко исход этого поединка определял итог всей битвы. Так что теперь скажешь ты, Рейнхарт?
– Я не совсем понимаю вас… Интересный обычай, но вы же сами говорите, он давно остался в прошлом.
– Ты хорошо говорил, и тебе почти удалось убедить меня. Но я хочу знать – хорошо ли ты сражаешься. На что ты способен в бою. Не с танками и самолетами, а против равного противника. Пусть этот поединок станет символом наших стремлений – последний бой перед заключением перемирия. Бой, сохраняющий честь обеих сторон.
– Что, если я откажусь? – спросил Рейн, не ожидавший подобного предложения и слегка сбитый с толку.
– Тогда я не стану относиться к твоим словам с тем вниманием и уважением, которого они заслуживают, – пожал плечами полковник, – Кто знает, как это повлияет на ход дальнейших переговоров.
– Но если я погибну… – начал было Рейн.
– Твой товарищ, – полковник указал на Страж Элен, – возьмет на себя твою миссию. Кстати, он присутствует здесь с самого начала переговоров, а я не слышал от него ни слова. Он вообще умеет говорить?
– Какое это имеет значение?
– У него есть имя?
– Неважно. Вы ведете переговоры со мной.
– Ты будешь драться?
– Да, черт возьми, буду! – выкрикнул Рейн.
Элен вцепилась в подлокотники кресла, сжав их до боли в пальцах. Она едва удерживалась, чтобы не завопить: «Не надо! Не соглашайся, Рейн! Они убьют тебя!» Но она обещала не вмешиваться, и боялась нарушить с таким трудом достигнутую хрупкую договоренность.
– Хорошо, – кивнул полковник, – Ты и лучший из моих солдат будете биться врукопашную. Только такой поединок может обнажить истинную силу духа человека. Пусть простые солдаты полагаются на оружие, истинные воины доверяют лишь своим навыкам и умениям. Готовься к бою, Рейнхарт.
***
Рейн с трепетом смотрел на приближающуюся к нему громаду Титана. Как и перед разговором с полковником Григорьевым он пытался выявить слабые места противника, но не находил их. Конечно, будь у него возможность воспользоваться оружием, Рейн попытался бы всадить снаряд в узкий зазор между корпусом и куполом вращающейся башенки, похожей на башни русских послевоенных танков. Бой мог бы кончиться раньше, чем русский пилот успеет навести на Стража перекрестье прицела. Но теперь, при навязанных ему условиях поединка, приходилось импровизировать.
– Поручик Владимир Кузнецов! – представился по-английски пилот Титана, пользуясь внешним громкоговорителем, – Для меня не только честь, но и удовольствие вступить в бой с тобой.
– Взаимно, – сухо отозвался Рейн, и добавил, стараясь выиграть хоть немного времени, – Давно ли в пилотах, gospodin poruchik Кузнецов?
Русский воспринял вопрос, как издевку. Ведь Титаны разрабатывались и испытывались в строжайшей тайне, вряд ли у него до сегодняшнего дня была возможность побывать в реальном бою.
– Достаточно давно, чтобы научиться воевать и убивать, выживать и побеждать! – ответил Кузнецов, – Не пытайся заговаривать мне зубы. Заткнись и сражайся, иначе я просто вдавлю твою машину в землю, и она станет твоей могилой!
Титан Кузнецова отсоединил от предплечья и бросил огромную длинноствольную автоматическую пушку, после чего решительно зашагал на противника, не делая даже попыток прикрыться руками. Рейн прикинул, что эти манипуляторы, ритмично покачивающиеся в такт шагам, в полтора раза длинней и вдвое толще рук его Стража.
Титан выглядел как машина, созданная для прорыва обороны мощным натиском. В нем не было своеобразного изящества, присущего Стражам. Вместо плавных обтекаемых обводов корпуса – тяжелые, словно топором рубленые очертания. Необычайно могучие манипуляторы, броня, непробиваемая за счет толщины, а не передовых технологий…
Да и тактика применения этих машин явно отличалась. Если Стража сравнить с мечом – универсальным оружием, способным рубить, колоть, резать и парировать удары, то Титан походил на молот – мощный, но не дающий много вариантов ведения боя.
Бросалось в глаза, что российские конструкторы не смогли или не успели воссоздать в своем творении уникальную систему связи между пилотом и машиной, что была ключевым элементом Стража. Движения Титана не были и вполовину столь же быстрыми и четкими, напоминая маневры строительной техники, вроде экскаватора.
Рейну ничего не оставалось, как пустить в ход свои единственные преимущества – скорость и быстроту реакции. Он ловко отступил с пути несущегося на него Титана и нанес пробный удар. Он услышал, как загудела броня, но не ощутил, чтобы она подалась под давлением. Такое впечатление, словно он ударил по сплошной скале. Русский размахнулся и ударил в ответ. Страж пригнулся, рука Титана как стрела башенного крана пронеслась над головой Рейна.
Кружа вокруг противника, Рейн без