Это-то меня и подводит, потому что я спотыкаюсь обо что-то и падаю плашмя на землю. Поднимаюсь вся грязная и мокрая, оборачиваюсь и кричу как ненормальная, забыв об опасности. Забыв обо всем.
То, обо что я споткнулась, явно было человеком. До того, как его порвали на куски. Я успеваю увидеть кровавую кашу на месте живота, остекленевшие глаза, устремленные к бледной луне, искривленный в навек застывшем крике черный провал рта, обрывки платья убитой женщины, и тут меня выворачивает. Я едва успеваю отбежать пару шагов в сторону, упасть на землю на четвереньки, и из меня начинает извергаться сегодняшний ужин. Однако инстинкт самосохранения говорит мне, что надо бежать. Я вскакиваю, шатаясь, и бегу вперед, стараясь оказаться как можно дальше от трупа. И тут же замираю.
Ко мне приближается тень человека. Нет! Я вскрикиваю и срываюсь в сторону. В душе понимая, что не успею, что выхода нет и что убийца меня догонит. И он действительно догоняет.
— Стоять!
Я резко меняю направление, бегу в другую сторону, спотыкаюсь об очередную корягу, падаю, вскакиваю.
— Да стой же, зараза!
Я вскрикиваю, когда меня хватают за руку. Начинаю отбиваться и дергаться.
— Пустите меня!
— Замри! — рычит мужчина.
Таких называют косая сажень, Мощный, квадратный в плечах, одетый в странную одежду то ли исторического реконструктора, то ли ролевика: кожаная куртка, перевязь с болтающейся шпагой, высокие ботфорты, плащ свернут и перекинут через плечо.
— Не перестанешь, убью! — рычит мой преследователь и замахивается для удара.
Я отшатываюсь и падаю на колени.
— Пустите! Я вам ничего не делала! Я вообще тут случайно оказалась.
Я дергаюсь. Платье трещит, и я умудряюсь вырваться из рук убийцы, оставив ему обрывок рукава. Собираюсь дать деру на четвереньках, когда меня хватают за лодыжку и тянут по земле назад. Мне в рот забивается хвоя, и я отплевываюсь. Меня грубо вздергивают и ставят на ноги.
Я оказываюсь нос к носу с этим мордоворотом. Его лицо пересекает шрам, а нос был явно переломан, и не один раз. Мужик, не особо церемонясь, хватает меня за горло и тянет к себе. Я хриплю задушенно и царапаю его руку ногтями.
— Ничего, смазливая, — равнодушно заявляет мне косая сажень.
Перехватывает меня за талию и прижимает к себе, обдавая запахом… Черт! Меня снова начинает мутить. По сравнению с этим давешний пират из бара пах, как майская роза. От лесного же мужика разит застарелыми носками, которые месяц вымачивали в кислых щах. Этого мой и без того травмированный организм не выдерживает, и изо рта прямо на насильника извергается очередная порция рвоты.
— Да грах-х-х тебя побери! — ревет детина и отшвыривает меня, так что я снова падаю.
Поднимаюсь и застываю на месте, с ненавистью глядя на противника. Вытираю рот оставшимся рукавом платья. Сердце стучит, как молот по наковальне. Воздух режет горло осколками льда. Мне так плохо, что где-то в глубине души всплывает секундная малодушная зависть к тому распотрошенному телу в лесу. У нее-то, по крайней мере, все уже позади. А вот что со мной сейчас сделают? Хоть бы только убил не мучительно, обреченно думаю я.
Детина мрачно отирает изгаженную куртку и снова делает шаг ко мне с явно нехорошими намерениями.
— Не трогайте меня! — умоляюще шепчу я, инстинктивно шарахаясь от него, хотя и понимая всю безнадежность моей просьбы.
Упираюсь спиной в острые сучки дерева, догадываюсь, что мне пришел конец, и визжу — отчаянно и безнадежно.
— Заткнись! — раздраженно бросает детина и рывком дергает за руку на себя. Я слышу треск второго рукава платье. Отбиваюсь кулаками, но это как бить прутиком по каменной глыбе. Детина мерзко ухмыляется, явно забавляясь моим страхом, и тянет к себе.
— Хорошая девочка, — заявляет он. — Придем домой и побалуемся с тобой в кроватке. А пока задаток.
Я упираюсь в него изо всех сил, не желая сокращать расстояние между нами, бью коленкой в пах, но, видимо, недостаточно сильно, потому что детина рычит яростно и угрожающе, лишь на секунду выпустив меня из рук. А потом снова тянет ко мне свои лапы. Неужели конец?
Вдруг мордоворот странно то ли икает, то ли рыкает. Недоуменно скашивает глаза себе на грудь. Я следую за ним непонимающим взглядом. Вижу торчащий из груди и остро блестящий в лунном свете алый клинок и вскрикиваю от испуга. Клинок с противным звуком втягивается в рану, откуда тут же начинает хлестать кровь. Детина опускает протянутые руки, поднимает помутневшие глаза, и через миг валится к моим ногам.
Глава 4
Меня, кажется, похищают
Я взвизгиваю, отскакиваю назад, теряя лодочку, придавленную тушей громилы. А затем в шоке поднимаю глаза на мужчину, который, как будто материализовавшись из ниоткуда, воздвигся за спиной убитого.
Незнакомец медленно, словно нехотя, вытирает травой лезвие кинжала и убирает его в ножны. При этом не отрывая от меня глаз, в которых горит голубое пламя. Это чарующе страшно и красиво. Черты лица убийцы — прямой нос и твердая линия губ — кажутся вытесанными из мрамора. Темные волосы блестят в свете луны. Меховой плащ распахнут, а сбоку его оттопыривает меч. Мужчина молча протягивает мне руку в перчатке, но я отшатываюсь назад и снова натыкаюсь на сучки ствола. Я почти уже не чувствую онемевших ног, которые колет опавшая хвоя. И у меня больше нет сил ни сражаться, ни бежать.
— Оставьте меня все в покое, — шепчу я. — Ой мамочки-мамочки! Я не хочу умирать в этом лесу! И вообще не хочу!
Тут слезы, которым раньше не давал пролиться шок, резко устремляются из глаз.
Мужчина, одним неуловимым движением хищника перешагнув через труп, оказывается прямо рядом со мной. Он кажется таким огромным, что я невольно задираю голову, чтобы посмотреть ему в лицо. От незнакомца пахнет кожей, металлом, немного потом и какими-то горькими травами.
— Не трогайте меня! — снова шепчу я, и тут же оказываюсь притянутой и крепко прижатой к теплому телу мужчины. Упираюсь ему в грудь бессильными руками, понимая, что и тут не могу ничего противопоставить грубой силе.
— Я тебя сейчас поцелую, — совершенно серьезно говорит незнакомец.