— Ну вот, я же говорил, что ты меня полюбишь, Ирисища, а ты сопротивлялась, — опять забалагурил Петька, — а я тебя люблю с той самой минуты, когда ты вошла со своими глазищами к нам в аудиторию. Ты знаешь, что у тебя глаза как у газели, испуганные и любопытные?
Обнявшись, глядя друг другу в глаза, они долго перебирали подробности той встречи на занятиях и то чувство, которое одновременно проснулось в их душах. Время летело незаметно, и вскоре в коридоре послышались шаги возвращающихся с занятий студентов. Пришло время расставаться.
— Ты же теперь моя жена, — сказал ей Петя, обнимая её на прощание, — понимаешь?
— Жена… — растерянно протянула девушка и ещё крепче прижалась к любимому.
Чувственность, которая поселилась в её теле, неосознанно для неё самой требовала все новых и новых объятий, все новых и новых ласк, удовольствия ощущать своего любимого. О том, что её жизнь может кардинально измениться, зародись от этих ласк в её чреве ребёнок, не бросит ли этот лихой и весёлый парень её после всего этого, Ира как-то не думала. Ей было все это безразлично, ей просто было хорошо от того, что он рядом, что можно целовать его глаза, можно гладить его упругие бицепсы, можно слушать его голос. Она стала его частью.
Он не был так невинен, как она. У него, симпатичного и весёлого, отбоя от подружек не было с первого дня общежитской жизни. Особым спросом он пользовался у старшекурсниц, которые, пережив первые приступы внимания к себе и не сумев зацепиться за одного из парней, продолжали искать того, кто будет их любить. С одними он просто целовался, с другими, наиболее доступными, занимался любовью, не придавая этому большего значения, чем обычному массажу, который ему — спортсмену — делали в легкоатлетической секции. Это было приятно, но не более того. Ни к кому он не прикипал ни душой, ни телом. Эта же девочка, которая смотрела на него большими, как у газели, глазами, вызывала у него удивительную нежность, и он понимал, что это надолго.
— Ты не бойся, мы сразу поженимся, если появится ребёнок, — шептал он в маленькое ушко подружки, — но его пока не будет, это я тебе обещаю. У нас будет самая красивая свадьба на свете, а ты будешь самой красивой невестой. Я всё сам заработаю. Наша страна развивается, здесь теперь каждый может себя проявить и всё заработать.
— А зачем же ты тогда на митинги ходишь, если всё и так хорошо?
— Вот ты, Ириска, оказывается, вредная, — растрепал Петька её тёмные, слегка вьющиеся волосы, — я тебе про светлое будущее, а ты — митинги. Да, я хожу туда, потому что хочу, чтобы Россия была не монархией, как мечтает Терминатор, не тоталитарным государством, как задумал Глеб, а демократической страной. Чтобы была свобода слова, чтобы соблюдались законы, чтобы всякие поганые менты не издевались над человеком, не превращали его в тварь бессловесную. Посмотри, на Западе, чуть чего, народ сразу на улицы валит, по любому поводу толпами идут. Нас же собралось несколько сотен, не кричали, общественный порядок не нарушали, а попали в обезьянник, как хулиганы.
Дальше потянулась обычная студенческая жизнь с занятиями, работой, расслабоном, как называли ребята редкое время безделья или праздников в своей компании под гитару. Пётр опять ходил на какие-то митинги и марши, только иногда прихватывая с собой Ирину, объясняя, что не хочет подставлять её под дубинки полиции. В конце ноября тринадцатого года он прибежал к ней домой сияющий и радостный и закричал с порога:
— Свершилось!
— Что свершилось? — удивилась Ирина.
— Революция на Украине! Народ поднялся, чтобы свергнуть коррумпированную власть! В центре Киева собрались тысячи людей с требованиями отправить в отставку президента Януковича. Причём никто им этот митинг не согласовывал. Просто взяли и пришли. Включай телевизор, там телеканал «Дождь» в режиме онлайн все показывает.
— А чему ты, Пётр, собственно, радуешься? — с такими словами вышел в коридор отец Ирины. — Они же в ЕС вступить хотят.
— О, приятно, Дмитрий Вадимович, что и вы заинтересовались политикой. Вот ведь что революции с людьми делают! — нахально улыбаясь, ответил ему Петька. — ЕС — это хорошо, нам тоже надо туда вступить, не с Азией же брататься.
— Понимали бы вы чего, прежде чем делать такие заключения, — рассердился отец Ирины. — Россия не та страна, чтобы быть под кем-то. Такого ещё сроду не бывало, чтобы ей правил чужой дядя.
— А татары и монголы? — неожиданно поинтересовалась дочка.
— Это было ещё до объединения Руси, а после того — ни разу. К тому же монголы нами не правили. Дань мы им платили, но были самостоятельными. А Европу эту мы трижды били, и правили значительной её частью, так что не им нас учить!
Дмитрий Вадимович говорил сердито и мало походил на всегда любезного и хлебосольного хозяина. Из этого стало ясно, что радость от украинской революции потенциальный тесть не разделяет, и Петя замолчал. Однако его оппонент не унимался.
— Пётр, я терпел, когда ты Ирку в свои политические игрушки затаскивал. Надо, конечно, немного нашу власть потрясти, чтобы сами жили и другим давали. Мне, предпринимателю, это понятно, но вот предавать Родину я ей не позволю! — закончил он на высоких тонах.
— Какое же тут предательство? — удивился Пётр.
— Самое настоящее. Кто спас украинский народ от ляхов? Кто создал после революции страну «Украина»? Кто сделал её процветающей республикой Союза? Кто дал ей независимость? И за это всё она нас все последние годы обманывает, обворовывает, а теперь и вовсе предала, собравшись вступить в Европу.
— Ой, да успокойтесь вы, Дмитрий Вадимович, никто нас не предал, просто народ захотел себе лучшей жизни, что в этом непонятного? — пытался оправдаться Петя, потихоньку продвигаясь в спасительную комнату Ирины.
— А ты был в этой Европе, чтобы так рассуждать? Не был, то-то и оно! Вон, Финляндия рядом, сделай себе заграничный паспорт и езжай, посмотри, как они живут. Что, Ириша, роскошно? — повернулся отец к жавшейся к стене дочери.
— Нормально, — неуверенно ответила та, — скромненько, но чистенько.
— Вот именно, скромненько! Не было бы нас, они бы жили бедненько и чистенько. Это мы, идиоты, своего мыльно-рыльного не берём, в Финляндию ездим. Причём машинами вывозим!
Было заметно, что отец сильно рассержен. Причина тому была. Он занимался оптовыми поставками в Питер отечественных стиральных порошков и продвижением их на внутреннем рынке, потому весь иностранный импорт у него вызывал раздражение.
— Правильно Путин сказал, если войдёт Украина в ЕС, потащит к нам беспошлинный европейский товар. Что