– Я к Нине пойду, – известила она кота и нашарила ногами тапочки. – Я скоро.
Скоро не получилось: Ждановой не было дома, потому что, в отличие от своей соседки с первого этажа, Нина имела обыкновение ходить на работу, где больше занималась деятельностью общественной, нежели профессиональной. Сидеть на па́йке в цеху радиолампового завода Машенькиной соседке не нравилось, уж больно муторно, но деваться было некуда, и Жданова добросовестно подвешивала на паяльник припой и с тоской смотрела на часы, стрелка которых ползла, как обычно, крайне медленно. Но работа была сдельной и, значит, деньги хорошие. А раз деньги хорошие, надо терпеть и представлять себе серенькую сберкнижку, заведенную для того, чтобы жить и ни в чем себе не отказывать.
Маша трижды поднималась к соседке и трижды медленно спускалась назад, не зная, куда деть эту энергию нетерпения. Даже на улицу выходила все в тех же домашних тапочках и смотрела, не появится ли Нина на одной из вытоптанных троп, выводящих из уютного двора в огромное городское пространство, о котором Машенька имела весьма смутное представление.
Устав ждать, Маша смирилась и расположилась на кухне, усевшись так, чтобы было видно входную дверь. Время тянулось медленно. Машеньку клонило ко сну, но она терпеливо пребывала на своем посту, гипнотизируя взглядом валявшиеся посреди прихожей свои маленькие ботики.
Когда стемнело, Маша подошла к окну и постучала по стеклу пальцами, выдав неровную дробь:
– Приходи быстрей, – попросила она Жданову и зажмурилась, пытаясь представить, где же та.
Несколько раз Машенька закрывала и открывала глаза в надежде, что Нина появится, но той, как назло, не было.
– Ну и ладно, – отчаялась Маша и совсем сникла. – Костя-Костя-Костя-Костя, – позвала она кота и нарочно хлопнула дверью холодильника, чтобы тот поверил в искренность ее намерений.
Абрикос вмиг примчался на кухню в надежде на то, что хозяйка наконец-то соизволит его покормить. Не обнаружив в миске еды, кот заходил вокруг Машеньки кругами, так и норовя потереться своим теплым боком об ее ноги.
– Щас дам, – пообещала хозяйка и вытащила из холодильника бутылку с кефиром, плеснула в миску, Абрикос сунул туда морду, испачкал торчащие в разные стороны усы и чихнул. Это блюдо его явно не устраивало. – Не хочешь? – догадалась хозяйка и безропотно открыла холодильник в поисках кошачьей еды. – А плов? – вновь обратилась она к нему и вытащила на свет божий ждановскую утятницу с остатками угощения.
Сняв крышку, Машенька принюхалась: пахло вкусно, хотя и было приготовлено три дня назад. Не додумавшись взять ложку, Маша залезла в утятницу рукой, выковыряла чудом сохранившиеся куски мяса и бросила их прямо на пол. Пока кот расправлялся с ними, тоже решила поесть, правда, абсолютно забыв о том, что надо разогреть кушанье.
Плов показался ей на редкость невкусным, жирные куски неприятно холодили рот и вызывали чувство тошноты, как только достигали гортани. Почувствовав, что ее сейчас вырвет, Машенька выплюнула непрожеванную массу в раковину и удивилась, глядя на Абрикоса:
– Как ты только ешь эту гадость?
Ответа не последовало, и Маша прямо руками вытащила из утятницы остатки плова и утрамбовала их в кошачью миску, наполненную кефиром.
«Не пропадать же!» – успокоила сама себя Машенька и вместо того, чтобы вымыть руки, привычно вытерла их о себя. Делать больше было нечего, и она вспомнила, что какое-то время тому назад была занята тем, что ждала соседку.
Не закрывая входной двери, Маша поднялась на третий этаж и увидела на половике около квартиры Ждановой следы темной жижи, покрывшей землю во время февральской оттепели. «Дома!» – обрадовалась Машенька и настойчиво, несколько раз позвонила в соседский звонок, издававший удивительно мерзкую трель.
Дверь открыли незамедлительно. Нина стояла в голубой нейлоновой комбинации и держала в руках чулок:
– Так и знала, что это ты, – не удивившись, поприветствовала она соседку снизу. – Заходи, чё стоишь?
Машенька вспорхнула в ждановскую квартиру и, подобравшись к дородной соседке, погладила ее по влажному плечу:
– Все, – сказала она и подпрыгнула на месте от нетерпения.
– Что «все»? – не поняла Нина, конечно, запамятовавшая о чокнутой соседке, которую жизнь несправедливо одарила «таким хорошим мужиком».
– Все, – терпеливо объяснила Маша. – Больничный закрыла, с работы уволили.
– А-а-а-а, – протянула Жданова, не видя в этом ничего особенного. – И чё?
Короткий вопрос соседки ввел Машеньку в ступор: она замялась, перестав понимать, зачем весь день караулила свою запропастившуюся подругу, легко забывшую об ее, Машиных, трудностях.
– Уехал сам-то? – поинтересовалась Нина, как будто не видела, как Костя ранним утром глазел по окнам.
– Утром еще, – разочарованно протянула Машенька, не видя в отъезде мужа ничего значительного, – уехал и уехал!
– А ты, значит, дома опять, – зевнула Жданова и буднично предложила: – Есть будешь? Весь день, поди, ничего не ела.
– Ела, – опровергла ее предположение Машенька.
– Так это ты когда ела?! – устало, словно нехотя, спросила Нина и пошла на кухню. – Иди, Мань. Не стой. Видишь, с ног валюсь.
«С ног валюсь» выглядело неправдоподобно: Жданова уверенно и прочно стояла на своих двоих, с виду напоминавших грубо высеченные деревянные столбы. Презирая условности, Нина провела ладонями под мышками и прокомментировала:
– Вспотела.
Ужин Жданова готовила, так и оставшись в комбинации. Разбив о край чугунной сковородки пяток яиц, она закрыла посудину крышкой и убавила газ. Машенька молча наблюдала за соседкой, чувствуя себя у нее на кухне лишней, почти невидимой. Впрочем, это только внешне казалось, что Нина занята процессом приготовления ужина. Она изредка вскидывала глаза на гостью и еле заметно морщилась, испытывая явное раздражение, которое и не собиралась скрывать.
– Вот ведь что я думаю, – глубокомысленно изрекла Жданова и презрительно посмотрела на скукожившуюся на табуретке Машу. – Как вот неправильно жизнь-то складывается: одним, значит, – все (посмотрела на гостью с плохо скрываемым вызовом), другим, значит, – ничего. Да, Мань?
Машенька спешно кивнула, не вдумываясь в слова, произнесенные хозяйкой.
– Вот тебе жизнь-то зачем? Ни родить, ни погодить. Проживешь за мужиком за своим – беды знать не будешь. Вот, Маш, значит, дело-то какое!
Машенька подняла глаза на соседку и соскользнула с табуретки:
– Пойду я.
– А чё? Чё тебе дома делать-то? Сиди. И не обижайся на меня. Я ж не против – живи, радуйся. Только самой обидно: ни мужа, ни детей. Ты вон хоть кошку завела, Костей кличешь, а я этой вони не терплю, волосья