Ещё Богатырёв то и дело проговаривался о том, что здесь, на зоне, у него есть враги – но всё никак не говорил кто. И Яр так и не узнал ответа на этот вопрос, пока не встретил его лицом к лицу.
Трое пацанов зашли с двух сторон, когда Яр устроился покурить в небольшом тупичке слева от двери. В первую секунду Яр пожалел, что не взял с собой быков. Потом оглядел пацанов ещё раз и просто сплюнул в снег.
– Здорово, братва, – произнёс он и усмехнулся, ожидая реакции, но её не последовало.
– Чё за дела у тебя с Богатырём? – спросил один из троих и, всмотревшись в его лицо ещё раз, Яр узнал автоматчика, который околачивался вокруг Хряща, а затем куда-то пропал.
– Хорошие дела. А тебе-то чё?
Автоматчик тоже закурил.
– Тебе Лысый привет передаёт.
Яр нахмурился. Никакого Лысого он не помнил в упор.
– И ему от меня, – ответил он на всякий случай и стал ждать продолжения.
– Лысый говорит, что если ты нормальный пацан, то будешь делать так, как он говорит.
– А что он ещё сказал?
– Что Богатырёва надо убрать.
– И чё? – Яр усмехнулся. – Типа он мне заказ сделал что ль?
Автоматчик покачал головой.
– Ясно, что убирать будешь не ты. От тебя только требуется побазарить с ним подольше, да побольше разузнать…
Яр кивнул – больше в знак того, что понял, что от него хотят, чем в знак согласия.
– Подумаю, – ответил он и, выставив вперёд плечо, вклинился между двумя быками, перегородившими проход.
Весь остаток дня на душе у него было неспокойно, и он думал в основном, как бы подловить Хрюню, пока не видит никто, и как бы потише отправить его разузнать что почём.
Ближе к ужину ему это удалось, и перед сном, запершись в телевизионной, он выслушал всё от и до:
– Лысый – Лысенько Тимур Семёнович. Из Пермской ОПГ. С Богатырёвым что-то не поделил давно.
– Что? – перебил его Яр.
– Говорю же, давно. Да и не всё ли равно?
– Ладно. Что ещё?
– Ну… Лысый давно уже думает, как его убрать. Только Богатырь же не выходит никуда.
Яр протянул Хрюне пару сигарет.
– Только здесь не кури, – тут же напомнил он, заметив, что тот уже суёт сигарету в рот.
Хрюня торопливо спрятал валюту и снова посмотрел на него.
– Ещё… – произнёс неуверенно он.
– Что?
– Говорят, у Богатыря с начальством подвязки вовсю.
Яр фыркнул.
– Трудно не заметить.
– Да не… Не только в том смысле, что он так живёт. Говорят, он кого-то там сдал. И Лысого бесит это всё.
Яр не заметил, как сам потянулся к сигаретке и, только почувствовав на губах привкус бумаги, торопливо спрятал её.
– Хорошо, – сказал он. Подошёл к двери и открыл её, выпуская Севу наружу. А сам остался стоять, покручивая сигаретку в руке и размышляя о том, что ожидало его впереди.
Впрягаться за Богатырёва, если он кого-то там кинул, было, конечно, западло. И Лысый был бы в своём праве, если бы наказал его за это вместе с Богатырём.
С другой стороны, Богатырёв, по всему выходило, был нормальный мужик. Да и Яр вроде как уже заключил с ним договор. Так что кидать его теперь, получалось, тоже западло.
ГЛАВА 69
Иногда – или даже часто – Яр думал: почему бы ему было просто не уехать с Янкой в какую-нибудь глушь с самого начала? Потрахивать её втихомолку, как делают все, кто не хочет всю жизнь доказывать свою правоту.
Горячий душ? Ну сделал бы он чёртов горячий душ. Велика ли проблема набатрачить на маленькие удобства без пальбы и разборок. Ну, может, не так быстро, может, за пару лет… Яна бы, наверное, потерпела. Да и кто бы её спросил?
И тут же Яр отвечал себе: нет. Такого быть не могло. Потому что мало было потрахивать втихомолку это вкусное, гибкое тело. Каждый раз, когда он приносил Янке что-то – от китайского свитера до документов на клуб – глаза его девочки загорались, светились любопытством и… любовью. И чтобы увидеть этот взгляд, Яр готов был на всё. Ему не жаль было ноги и не жаль всех тех, кто за эти годы оказался в земле. Пока был шанс увидеть этот взгляд, он был согласен на всё.
Мало было трахать. Хотелось… Хотелось распушить хвост. Доказать этой избалованной депутатской дочке, что он может дать ей всё то, чего не смог или не захотел дать отец.
Знал, что нельзя. Что привыкнет. Что будет любить эти деньги, а не его, но остановиться всё равно не мог.
Яр и сам не заметил, когда эта жажда превосходства превратилась в новую одержимость, и вместо очередной аудиосистемы появилась квартира в Ницце. Как он перестал замечать, что творится в этих глазах, потому что желание притащить, подарить ещё что-нибудь превратилось в самоцель.
Зато помнил отлично, как отозвалось болью счастье в глазах Яны, когда Яр увидел её с другим… С мальчишкой. Этого Яр не мог понять. Мог понять, если бы Яна выбрала кого-то сильнее его, богаче его, надёжней или даже добрее его.
Но мальчишка… Это не укладывалось в голове. Это означало, что все его потуги теряли смысл. Что всё, что было между ним и Яной, не было, не могло быть таким, каким видел это Яр.
Получалось, он не трахал любимую шлюху, а принуждал трахаться чужую, мало в общем-то знакомую ему девчушку.
Получалось, что прав был Журавлёв, и всё то лето померещилось ему, а Яна попросту не знала, как избавиться от него.
Получалось, что бессмысленны были все подарки, потому что Яна не могла, в принципе не была способна его полюбить.
Это открытие, это счастье в таких знакомых и чужих теперь глазах меняло всё.
Потом случалось, что Яр жалел. Не только о пожаре. Жалел вообще обо всём, что успел наворотить.
О том, что позволял кому-то касаться этого гибкого тела, которое хотел бы спрятать ото всех, не давать не то что трогать, а даже смотреть.
Жалел, что пытался принудить, заставить любить. Жалел, что с самого начала был жесток, и сам не пытался любить.
Жалел о том, что отпустил – или прогнал, потому что Яна не