Яр позвонил. Открыл дневальный через пару минут.
Яр заглянул ему за спину и присвистнул – в отличие от коридора на первом этаже, стены которого были выкрашены в какой-то бурый, замусоленный цвет, получившийся, видимо, в результате слива всех остатков красок в одно ведро, здесь царила голубая лазурь, а вдоль стен висели то ли картины, то ли репродукции – Яр издалека разглядеть не мог.
– Мастер Шпонарёв, – пояснил голос из глубины коридора, будто расслышав немой вопрос. – Копии с Пикассо.
– Ага, – Яр кивнул. О Пикассо он знал в основном то, что копии его уходят за немалые деньги и очень хорошо. – Можно войти?
– Само собой. Рыжик, брысь.
Дневальный сдвинулся вбок, и Яр пошёл. Усмехнулся, расправляя плечи – в подобном месте, после нескольких месяцев мрака и холода, любой отдохнул бы душой.
– Поговорим? – поинтересовался мужчина, которого Яр разглядел в проходе только теперь, и указал на открытую дверь.
Яр проследовал за ним.
– Одичал совсем, – признался он. – А у вас тут тепло.
Мужчина рассеянно кивнул и уселся в одно из кресел, стоящих в комнате, куда они вошли. Кроме двух кресел тут были диван, сталинских времён дубовый письменный стол с кучей бумаг на нём и пара книжных шкафов.
Яр подумал и устроился на диван напротив него. Он внимательно разглядывал сидящего перед ним человека, пытаясь вспомнить, знает ли его, но вспомнить не мог ничего.
– Богатырёв, – представился мужчина наконец, и на секунду Яру показалось даже, что он протянет руку для рукопожатия, но этого так и не произошло. – Бывший ген. директор Премо-банка.
– Премо-банк, – повторил Яр задумчиво. Эту структуру он знал довольно хорошо, хотя и не сталкивался с ней лицом к лицу. – За мошенничество? – и тут же опомнившись, добавил. – Ярослав Толкунов.
Богатырёв рассеянно кивнул и покрутил сигаретку в руке.
– Вроде того.
Взгляды их встретились на несколько секунд, а потом Богатырёв произнёс:
– Ну вот что, господин Толкунов, как будем уживаться на этой маленькой земле вдвоём?
Яр повёл плечом. Подумал, взял лежащую на столе пачку сигарет и тоже закурил.
– Мне здесь чалиться десять лет. Ты ж понимаешь, что я не буду всё это время на крайней шконке сидеть.
Богатырёв поморщился.
– Нет бы как цивилизованный человек… – произнёс он и обвёл взглядом комнату, – нафига в чужие разборки лезть?
Яр не ответил. Он и сам уже задавался вопросом, зачем ему это всё, но говорить элементарную вещь – что там, на воле, он банкрот – не хотел.
– Почему первый этаж перенаселён? – спросил он вместо этого.
– Догадайся сам.
– Догадался уже.
– А ты что, за права неимущих борец? – Богатырёв усмехнулся. – Ещё один?
Яр покачал головой.
– Я больше по своим правам. И мне не улыбается ни на пятой шконке спать под потолком, ни перед тобой выслуживаться, а потом от братвы огребать.
– А если не огребать?
– Всё равно выслуживаться я не здоров.
Снова наступила тишина. Яр затянулся. Парламент, которым угощал Богатырёв, казался слишком лёгким после его привычных сигарет.
– Что под ключом на первом этаже? – спросил он.
– Спортзал и подсобка. Подсобка не моя.
Яр кивнул.
– Ну так вот… Предлагаю что. Я не мешаю тебе, ты не мешаешь мне. Две хаты на первом ты нам отдаёшь. И я буду за бараком смотреть – но и следить, чтобы не трогали тебя.
Богатырёв наклонил голову набок.
– Или хочешь сам возиться с братвой? – уточнил Яр. – Мне это тоже не очень-то надо. Я согласен и наоборот. Отрежешь мне угол – и сам остальное решай.
Богатырёв постучал пальцами по подлокотнику.
– Гром тоже так говорил, да чё-то много стал не того мутить. Ты имей в виду, решаю здесь всё я. И если кто-то… Тебе предложит самому решать… могу и тебя порешить.
– Кто-то? – Яр приподнял бровь. – Это кто?
Богатырёв почему-то метнул взгляд за окно, где крупными хлопьями медленно падал снег.
– Мало ли… Ну так что?
Яр протянул руку.
– Хорошо.
Богатырёв ответил было, а затем замешкался на секунду.
– А уверен, что сможешь пацанов удержать?
Яр пожал плечами.
– Как-нибудь.
И на то ударили по рукам.
Яр переоборудовать спортзал не стал – спальных мест туда влезло бы немного, и они только стали бы лишним поводом для драк между зеками. Вместо этого договорился с дневальным и устроил вход «по пропускам» – для тех, кто оказывал услуги ему.
Вторую комнату вычистили от швабр и устроили там телевизионную – через Богатырёва Яр заказал старый телек и видеомагнитофон. Здесь же были установлены пустые книжные шкафы, в которых через некоторое время стала скапливаться перечитанная до дыр макулатура – газеты, журналы, детективы в мягких переплётах. Вход в телевизионную осуществлялся также «по пропускам», которые выдавал он сам.
Ещё до того, как переоборудование было завершено, Яр разместил на новой хате свою «свиту». Хрюню было даже немного жаль – его теперь пришлось отселить к другим петухам, от чего он за последние месяцы успел отвыкнуть.
Сам Яр пребывал в странном состоянии – с одной стороны, необходимость обустраиваться и устанавливать новые порядки в бараке немного оживляли его. С другой – всё происходящее казалось каким-то дурным сном.
Здесь было грязнее, чем в первом его обиталище на зоне, и народ был какой-то сумрачный, так что нескольких пришлось макнуть в парашу головой, прежде чем остальные начали за собой следить. Зато, когда в полку чушек прибыло, нашлось, кому поручить уборку, и постепенно барак не то чтобы засиял, но по крайней мере запах хлоркой, а не чесноком.
Грев здесь был не так нужен, как в четвёртом – всё необходимое мог обеспечить Богатырёв, только бы ему не мешали жить в его апартаментах. С другими зека он ладил тяжело и почти все проблемы решал через активистов и быков.
Яра же довольно быстро Богатырь подпустил к себе. Звал посидеть вечером за коньячком и даже потихоньку снизошёл до того, чтобы рассказать, как попал сюда.
– Махинации… – Богатырёв усмехнулся. – Да какое там… Кто за что… Бабу я убил.
Яр приподнял бровь и присвистнул.
– Изменила мне, – Богатырёв сделал большой глоток и не сказал больше ничего. Чувствуя, что установившуюся паузу нужно чем-то закрыть, Яр произнёс.
– И я… вроде того.
Говорить подробнее не хотелось совсем – не в тему здесь были ни настоящая Яна, ни девочка, так похожая на неё. И даже то, что его подставили, Яр сказать не мог, потому что это означало признать, что он полный лох.
– Выпьем, – произнёс он наконец и на том завершил разговор.
Впрочем, Богатырёв всё больше