Яр не знал, что ответить. Да и не успел сказать ничего. Уже через секунду снова послышались шаги, и они отшатнулись друг от друга как два прокажённых.
Новость о посылке всколыхнула что-то новое внутри Яра. Какую-то свежую струю с примесью любопытства и надежды. Ему даже захотелось выйти из больнички поскорей, хоть умом он и понимал, что именно этого делать нельзя никак.
Его выписали двадцать четвёртого марта, с утра. Его барак как раз ушёл на завтрак, а сам он никуда уже не успевал. Зашёл ненадолго в камеру, сменил свитер и, проведя рукой по отросшей щетине, направился к дверям. Он настолько хорошо знал закуток по дороге от барака к столовой, что именно от этого места подвоха никак не ожидал. Оно было слишком широким, чтобы устраивать здесь тёмную – для троих места было слишком много, а вот десятеро помещалось легко.
Кто-то толкнул Яра в бок, больная нога скользнула по влажной земле, загребая грязь, и он с трудом успел ухватиться рукой за стену, а потом чья-то фигура заслонила проход – будто выключили свет за спиной.
ГЛАВА 71
Яр знал, что драться бесполезно. Понял это, как только сомкнулось кольцо – но он уже лет двадцать как не позволял себе говорить слово «бесполезно». «Бесполезно» было идти против Козырева. И прорываться сквозь окружение – настоящее окружение душманов – с одним долбанным, брошенным кем-то гранатомётом в руках было бесполезно.
Главное было не думать – по мнению Яра это был лучший рецепт.
Впрочем, думать и не было времени – как только под колено метнулась чья-то нога – Яр увидел её краем как смутную тень – он развернулся и ударил в ответ, сминая в кровавое месиво самодовольное ухмыляющееся лицо со злыми маленькими глазками бледно-голубого цвета.
Потом развернулся и ударил ещё раз, перехватил, заламывая, руку незнакомого быка и пятернёй двинул ему по лицу, пытаясь надавить пальцами на глаза. Не попал, потому что в поясницу пришёлся чей-то ещё тяжёлый удар.
Яр вставал три раза – преодолевая град сыпавшихся со всех сторон ударов. Дёргал кого-то за ноги, рвал на себя, ронял, выигрывал миллиметры пространства и снова вставал, прекрасно понимая, что только провоцирует их давить сильней.
Он чувствовал боль, но тело было будто бы не его – оно двигалось как автомат, наносило удары само.
В конце концов его скрутили с двух сторон. Два здоровенных быка загнули ему руки назад, так что захрустели суставы, и стали медленно давить на загривок, пытаясь заставить упереться о стену лбом.
Яр понимал, что эти последние секунды не изменят уже ничего, но всё равно продолжал сопротивляться, просто давить затылком на чужие шершавые ладони до ломоты в позвоночнике.
А потом как-то сразу, одним рывком, быки надавили сильней и, горько крякнув, Яр уткнулся головой в кирпич.
К тому времени болело уже всё. Яр не чувствовал бровей или носа – только одно сплошное болевое пятно. Такие же пятна пульсировали под рёбрами, в боках, в животе и в паху.
А потом со смачным звуком треснула ткань под ножом, и тело рванула новая боль, неожиданно резче и сильней всего, что Яр представлял до тех пор.
Яр окончательно перестал что-либо понимать. Кроваво-коричневое месиво, которое то и дело накатывало на него внизу, в ШИЗО, теперь обступило со всех сторон. Яр так и не понял, когда оно затопило мир целиком.
Когда окружающий мир стал потихоньку вставать на свои места, Яра снова потянуло блевать.
Он перевернулся набок и попытался выплеснуть на бетон содержимое желудка, но не получилось ничего – зато пальцы заскользили по чему-то влажному, растёкшемуся по земле. Яр тут же с отвращением отдёрнул их и распахнул глаза, но это, похоже, была всего лишь первая весенняя грязь.
– Ну как, ничего? – спросил кто-то из-за спины, и Яр не сразу узнал голос Севы, изменившийся и ставший более уверенным теперь, когда из него исчезли заискивающие нотки. – В больничку пойдём?
Яр покачал головой и тут же замер, обнаружив, что его снова накрывает тошнотой.
Сева молча сидел – или стоял, но судя по тому, что звук шёл сбоку, а не сверху, скорее всё-таки сидел – у него за спиной. Ждал, пока Яр по-настоящему приходит в себя.
– Дерьмо, – выдохнул Яр. Перевернулся на спину и тоже сел.
– Кругом, – подтвердил Сева.
Яр посмотрел на него.
– Ты тут чего?
Сева не ответил. Только бросил на него взгляд, полный незнакомой Яру смеси чувств – сочувствия, понимания и какой-то неловкости, как смотрит человек, который увидел то, что вообще не должен был бы знать.
Какое-то время он молчал, позволяя Яру отдышаться и немного собрать в кучку ворох раздиравших его на части ощущений – очаги боли продолжали пульсировать по всему телу. Снова накрывал непонятный стыд, как будто он сам был в чём-то виноват. И Яр вдруг понял – да, виноват. В том, что не смог помешать. В том, что не сделал ничего.
Захотелось врезать кулаком по стене, но он не успел, потому что спокойный, неожиданно уверенный, но в то же время мягкий голос Севы произнёс:
– Тогда пошли посылку получать. Подъём.
Не давая Яру опомниться, он поднялся сам, подхватил его под локоть и потянул вверх, заставая встать. Ко всему сумбуру, творившемуся у Яра в голове, добавилось непонятное, неуместное, но всё равно неискоренимое тепло. Ему не нужен был сейчас ни коньяк, ни одежда, которые могла бы прислать Яна. Ему вообще было всё равно, что та могла прислать, но просто оставить посылку лежать или, ещё хуже, позволить ей достаться кому-то ещё, он не мог.
Сева медленно двинулся к пункту выдачи, а Яр, прихрамывая – не из-за ноги, а из-за унизительной боли, разрывавшей его изнутри, двинулся следом за ним.
Уже на полпути, всё ещё не выпав до конца из того странного транса, который накатил на него, Яр отметил про себя то, что Сева всё ещё сжимает рукой его плечо. Это было первое настоящее прикосновение, которое он ощутил за весь последний год – если не считать ударов, выкрученных рук и ловких торопливых касаний врача.
Сева провёл его к ларьку и свернул куда-то вбок, к маленькой дверце, отмеченной синим пятном – её могли касаться только петухи.
Сева постучал, и через какое-то время за