На фронте затишье.
8. Утром прослушал прекрасную сводку. «После паузы, необходимой для подтягивания тылов, наши войска возобновили наступление на всем фронте от Витебска до Таманского полуострова»!
Взят Невель, Днепр форсирован в трех местах, Таманский полуостров скоро будет весь очищен от немцев.
Чудесно!
9. После столовой заходил к Гершфельду, не застал дома. Не застал и Сергеева, с которым хотел поговорить.
10. Стоял несколько часов на толкучке с чемоданом, которого мне, по совести, не хотелось продавать. Просил я 2000 р[ублей], а окончательная цена 1800 р[ублей]. Нашелся покупатель, предложивший 1750 р[ублей], я не отдал.
11. Был у Гершфельда, разговаривали о переводе [нрзб] оратории «Молдавии». Есть русский перевод, но его, по словам Г[ершфельда], надо обработать. Я дал согласие. Г[ершфельд] обещал прислать ко мне автора и переводчика завтра.
Выясняется интересная возможность поехать в Москву в вагонах «Дойны». Это было бы замечательно!
После Г[ершфельда] зашел к Сергееву, говорили о матем[атической] книжке, он высказал ряд установок. Зашел разговор о Гершф[ельде] и «Дойне». С[ергеев] (он оказался собкором «Лит[ературы] и Искусства» по Казахстану) просил меня написать статью о «Дойне». Я обещал сделать это к 13-му.
12. Утром звонил Г[ершфельд], просил дать материалы для статьи о «Дойне». Он предложил зайти к нему в 2 часа. Материалы я получил, целую тетрадку и виделся с «Яшей» Сорокером, «переводчиком» оратории, получил и его перевод. Боже! Что это за труд! О его чудовищных грамматических, синтаксических и художественных ошибках можно исписать две таких тетради. Чего стоит выражение: «Двадцать два прошли годов!» Или — «во ветхом лесу»! А ими пестрит весь перевод. Ужасающая антихудожественная, безграмотная и бессмысленная стряпня! И Г[ершфельд] заплатил за эту работу...
Любопытно, что этот «Яша» имел наглость отстаивать свою макулатуру и толковать о каких-то «ассонансах». Русского языка он не знает, признался мне, что выучил его «самобытно». Я заявил, что речь идет о полной переработке, т[о] е[сть], о новом переводе. Г[ершфельд] дал на это санкцию, «Яша» же остался очень недоволен и хотел отобрать у меня свой «труд».
Ночью написал статью о «Дойне» и сделал перевод двух номеров из оратории.
На фронте опять затишье, все эти дни наши двигаются медленно.
13. Был у меня Г[ершфельд], читал статью, одобрил. Понравились ему и переводы. Он с уверенностью говорит, что заберет нас в Москву в своих вагонах. Обещал прислать сегодня Деляну, автора молдавского текста оратории, но тот не пришел.
Ночью перевел три номера оратории. Очень мне нравится перевод № 1 го — «Дойна».
Занимаясь поэзией, в то же время варил суп до 2½ч[асов] ночи. Теперь много занимаюсь хозяйственными делами.
14. Утром переводил; сделал перевод «Баллады». Днем были Деляну и Сорокер. Я читал им то, что сделано, сравнивали ритм. Почти все верно, но у меня создалось впечатление, что Деляну недоволен тем, что в некоторых местах мой перевод далек от текста (собственно, это внушал ему Яша). Вечером опять долго работал, почти кончил 1-ую часть (за исключением последнего номера).
15. Утром кончил переводить 1-ую часть. Днем пришли на минутку Деляну и Яша. Не входя в комнату, они поговорили со мной несколько минут. Яша сказал, что они были у Гершфельда и Д[еляну] выражал свое мнение. Стихи мои очень хороши, но далеки от оригинала и в них нет молдавского колорита. Я не знаю, где у Яши молдавский колорит? Может быть в ужасающей безграмотности? Дальше Яша сказал, что Г[ершфельд] выражал желание, чтоб я его перевод обработал. Я ответил, что этого делать ни в коем случае не буду. Ушел Яша, видимо, недовольный. Все его штучки мне очень понятны: ему хочется быть переводчиком оратории.
Через час я пошел к Гершфельду у и застал эту пару там. Г[ершфельд], к сожалению, торопился и мне не удалось прочитать ему первую часть своего перевода целиком, успел лишь 2–3 номера. Вновь я повторил, что корректором не буду, Г[ершфельд] предложил мне продолжать перевод. Затем на диване в вестибюле гостинице я читал Деляну и Яше остальные номера первой части. Немного поспорили. Но когда я доказывал Д[еляну], что мой перевод уж не так то далек от текста оригинала, только по иному выражен, он соглашался.
Вечером я не переводил. Света не было, легли в 8 часов спать.
16. Был Лапшонков, который, оказывается, все еще не уехал. Он рассказывал о гибели полковника Горина во время спуска с хребта Алатау (около Иссыка). Он сорвался с веревки, убитый сорвавшимся камнем. Л[апшонков] рассказывал с каким невероятным трудом они, остальные члены экспедиции (6 чел[овек]) спускали труп с хребта, делая в иные дни по 1–2 к[ило]м[етра] в день. Ушло на это больше недели. Ужасное все-таки впечатление тащить труп, запакованный вместе с кусками льда в спальный мешок и палатку. Едут они в Москву через несколько дней.
Ходил в республ[иканскую] и обл[астную] милицию узнать, не прислали ли туда мой вызов, как это иногда бывает (мне сказал об этом Лапш[онков].) Но вызова не оказалось.
Был у Гершфельда и очень удачно. Никого у них не было и я без помех прочитал 1-ую часть. Она ему очень понравилась, и он просил продолжать работу, не обращая внимания ни на какие разговоры. Там, где у Деляну неправильные ритмы, он заставит его переработать текст, чтоб ритмика совпала с моей.
Вечером заходил ко мне Деляну, принес подстрочник для второй части, рассказывал о себе, о том, как он в начале войны бежал пешком из Кишинева и о своих последующих скитаниях. В общем, он оказывается очень симпатичным молодым человеком.
Разговаривали довольно долго, пришла Туся (сестра Фаины [нрзб: или «Фанни»?] Солом[оновны] Гуз), я их познакомил, как земляков и они поговорили немножко по молдавски.
Во время разговоров о том, когда кончится война, когда они поедут в Бессарабию, я сделал интересное предсказание о том, что осень 1945 года будем проводить вместе в Кишиневе и просил Тусю запомнить это. Интересно, сбудется ли это?
Дел[яну] согласился с тем, что Яша Сорокер никуда негодный переводчик, т[ак] к[ак] он и русского языка не знает как следует (Кстати, настоящ[ая] фамилия Деляну — Кликман.)
Забыл записать, что видел в Союзе Писат[елей] Джамбула — не в парадной, а в самой обычной, будничной обстановке. Он приезжал в Союз по делам. К машине, стоявшей у самого крыльца, его вели двое под