Проводив к ночи королевских посланцев за оброком, я, уставшая и разбитая, принимала устроенную Пиппой в "моих покоях" ванну. Теплая вода расслабляла, и мне хотелось остаться одной, чтобы, так сказать, "не держать лицо" перед служанкой, а просто... ну, пострадать, что ли, в одиночестве.
Но Пиппа наотрез отказалась уходить:
— Вы что, госпожа! А если станете подниматься, от горячей воды голова закружится, вам станет плохо. Вдруг что-то с ребеночком случится, господин Деймон меня убьет, когда вернется, — тараторила она, всё время что-то делая — то складывая вещи стопочкой на длинной лавке у стены, то вытирая тряпочкой пыль со столика, то поправляя покрывало на кровати.
"Ну, вот, — мысленно сказала я себе. — Две новости. Первая, я хоть знаю теперь, как зовут моего мужа. Вторая... Он явно жизнь нерожденного еще ребенка ценит выше, чем мою. И все окружающие это знают".
— Ладно, оставайся тогда, — вздохнула я.
С любопытством и страхом я рассматривала свое новое тело.
И если в целом оно меня радовало — ну, кто же в здравом уме в сорок лет не стал бы радоваться, если бы однажды утром обнаружил, что на лице нет ни морщинки, кожа нежная, а некоторые части тела, ставшие с годами достаточно дряблыми, снова юны и упруги? Но... Вернуться обратно... Если это, конечно, возможно, нужно бы до родов. Потому что страх умереть, рожая, возрастает втройне в условиях этих средневеково-старинных мест, где запрещено лечиться травами, а камни, исцеляющие определенные виды болей и хворей, попробуй-ка еще подбери.
Но, с другой стороны, во мне появилось и другое, странное чувство. Это сложно объяснить, и я, конечно, немного побаивалась того, что ребенок во мне зеленый или, может, еще какого-то, особенного, непохожего, на человека вида. Но... Он иногда бился, заставляя трепетать мое сердце. И у меня не получалось считать, что это материнский организм так на него реагирует! Потому что я невольно иногда представляла себе, как держу на руках крохотное тельце, завернутое в белоснежную пеленочку с кружевами... И от этих мыслей мне становилось... сладко и волнительно.
Где-то там, в другом мире, в параллельной вселенной Дарья Снегова уже давно смирилась с тем, что никогда не подержит на руках своего малыша. Но здесь! Здесь, во сне ли, в ином ли мире, где бы я ни находилась, возможно (если выживу, конечно!) мне это предстоит! Это неотвратимо, и страшно, и опасно, но... Видимо, и у меня проснулся тот самый материнский инстинкт.
— Как думаешь, Пиппа, скоро господин, то есть мой муж вернется?
Хотелось еще спросить, чего мне ожидать от его приезда, как он будет себя со мной вести, какой он, в конце концов, человек! Но Пиппа заговорила о другом:
— Вам теперь нечего бояться, госпожа, — заговорщецки прошептала она.
— В каком смысле? — я даже привстала из ванны, упираясь в гнутые края.
— Так ясно же в каком... — она быстро взглянула на дверь. Где-то там, в гулком длинном коридоре с каменными булыжниками вместо стен раздавались голоса, как если бы кто-то очень спешил. Служанка тут же одернула сама себя, не став договаривать. — Простите, госпожа, это не мое дело совсем!
Уговорить ее продолжить начатую тему я не успела — в дверь постучали.
— Ну, кто там еще? — возмутилась моя зеленая помощница. — Госпожа устала, ей отдыхать пора!
Она торопливо подскочила к двери и выглянула за нее, едва приоткрыв, чтобы, видимо, не показать посетителям комнату и меня. Хотя в этой глубокой ванне ничего и не было видно — над поверхностью ее торчала только моя голова.
— Пиппа, — за дверью горько всхлипнул женский голос. — Нам нужно поговорить с госпожой.
Пиппа оглянулась на меня. На ее вопросительный взгляд я кивнула — кажется, мы уже начали вполне себе неплохо понимать друг друга.
— По какому вопросу, Зинга?
— Мы с Ивасом слыхали, что у госпожи проснулся дар... — едва слышно прошептал тот же самый женский голос. — И хотим обратиться с просьбой помочь нам. Ты же знаешь нашу беду...
— И кто ж это болтает такие глупости! Уходи отсюда, Зинга! И ты, Ивас, прочь! Иначе я позову стражу! Ишь ты, ходят тут по ночам всякие! И как вас только в замок впустили! Говорят такое, такое! Ох, слов нет! Прочь по домам все!
Я попыталась было перебить ее возмущенные крики, но Пиппа, высказавшись, захлопнула дверь перед неизвестными мне просителями.
Интересно, откуда они узнали о браслете? Ведь это о нем сейчас речь шла, верно? Я, кроме королевского посланника Дарси, ни с кем не разговаривала об этом. Неужели он сам всем разболтал?
— Пиппа! — возмутилась я. — Зачем ты их прогнала?
— Госпожа Эсми, скажите мне, это правда, что у вас дар проснулся? Гарди не соврал?
Я пожала плечами. Если бы я сама знала это наверняка!
— Если да, то вы же сами помните протокол, верное?
Ну, вот... Что там еще за протокол такой?
8 глава. В нарушение протокола
Задумчиво перебираю камни, глядя в узкое окошко с мутной пленкой вместо стекла.
Я возмущена!
Пиппа рассказала, что использование дара, согласно давнему протоколу семьи Коннорс, происходит так:
Женщина, носительница дара, обращается к главе семейства, то есть, получается, к несравненному и ужасному моему мужу, Деймону с нижайшей просьбой разрешить его применение. Мой дражайший супруг составляет документ с разрешением, скрепляет его родовой печатью. В документе обязательно должны присутствовать подписи всех заинтересованных лиц. Затем мне выдается камень и позволяется творить...
Нет, посмотрите-ка! Он даром не обладает! Но я у него должна спросить разрешения! Обалдеть!
Но даже не этот факт злил меня и выводил из себя, а то, что нарушение протокола каралось поркой! Кого,как вы думаете? Того, кто не спросил разрешения! Меня, получается...
Изверги! С такими-то порядками жить! И Коннорс — изверг вдвойне... Хотя, ведь Пиппа, кажется, говорила что-то такое... Вроде как много лет уже ни у кого из этой, то есть из моей семьи, дар не проявлялся.
Мне вдруг показалось, что где-то далеко-далеко, на самом горизонте, у подножия гор, что-то движется, но мутная слюда, заменяющая стекло, не давала более точно разглядеть. Поэтому, накинув на плечи шаль, я решила выйти на улицу, подняться на крепостную стену и рассмотреть, что там такое — не царские ли посланники за оброком возвращаются к